Ричард Олдингтон - Все люди - враги

Робин потащил Энтони к фиакру, они уселись и покатили вниз по извилистой улице, выехали на площадь, потом по длинной, прямой улице Корсо попали на другую большую площадь с огромным дворцом в стиле Ренессанса с правой стороны и сложной громадой белого мрамора и золота впереди.

- Ужасно, не правда ли? - сказал Робин. - Посмотрите на Виктора Эммануила [Виктор Эммануил II (1820 - 1878) - первый король объединенной Италии с 1861 г]. Они до сих пор обожают скульптуру и архитектуру, но мастерство утрачено. За этой уродиной находится Капитолий, а дальше Форум. Вот эта вторая громадина была когда-то венецианским посольством; я вам говорил, что это был рай для дипломатов.

С площади они свернули на длинную узкую улицу.

- Via delle Botteghe Oscure - улица темных мастерских, - пояснил Робин. - Вполне подходящее название. Посмотрите-ка, в каком мраке работают эти люди, вернее, будут работать, - сейчас они ушли завтракать. Вернутся только в три часа.

Они вошли в ворота и очутились во дворе, сплошь заросшем виноградом. Редкие золотые листья еще висели на искривленных ветвях, время от времени какой-нибудь листок отрывался и медленно падал, кружась в неподвижном воздухе.

- Они оставили для нас столик на солнышке, - сказал Робин. - Giorno [Добрый день! (итал.)], Аттилио!

- Giorno, signore, - ответил очень толстый молодой официант с двухдневной черной щетиной на ухмыляющейся физиономии.

- Как его зовут? - спросил Тони.

- Аттилио, Аттила, похож на свирепого гунна, не правда ли? Он и его брат держат это заведение вместе со старухой матерью, которая вечно жалуется на ревматизм, а готовит восхитительно. Можно заказывать?

- Да, пожалуйста.

- Я много размышлял с тех пор, как попал сюда, - сказал Робин, заказав официанту весьма обдуманное меню, - в результате я настроен более оптимистически, чем когда-либо.

- Это меня не удивляет, - ответил Тони; глядя вверх сквозь виноградные ветви на ясное, нежное небо и щурясь от солнца.

- Куда бы я ни пошел, я всюду встречаю людей, которые жаждут уничтожить зло в мире и готовы терпеть какие угодно жертвы во имя лучшего будущего.

Это очень утешительно. Мы, по-видимому, находимся накануне великих событий, - между прочим, как вам нравятся равиоли?

- Очень вкусно. В них положили какие-то душистые травы. Вы не знаете, что это такое?

- Нет, - сказал Робин рассеянно. - Уж они найдут, что положить. Старая синьора делает их чудесно, невзирая на ревматизм. А как вам нравится вино?

Тони глотнул немного прозрачного золотистого легкого вина, сохранившего аромат винограда.

- Восхитительное! Просто какая-то поэма из винограда и солнечного света - настоящий Бахус в бутылке. Как оно называется?

- По-местному, "Треббьяно"; оно особенно хорошо в этом году. У них есть еще мускатель, очень сладкий и крепкий, но замечательный в своем роде.

Вы должны его попробовать.

- А это дорогой ресторан? - спросил Тони.

- Да, пожалуй, - завтрак здесь обойдется по три лиры с человека. Но мы ведь сегодня празднуем ваш приезд. Я вам покажу место, где завтрак стоит не дороже одной лиры, вместе с вином. Чтобы ходить сюда каждый день, нужно быть богачом.

Они принялись за жареных креветок, очень странного сладкого вкуса, потом подали нежных молодых цыплят с салатом, винные ягоды, орехи и свежие апельсины; попробовав апельсин, Тони понял, что это был первый в его жизни действительно сладкий апельсин. В конце завтрака Робин храбро заказал полбутылки мускателя и протянул Тони сигару.

- Послушайте! - воскликнул Тони. - Не слишком ли мы разошлись с вами? Я буду пьян.

- Не будете, - ответил Робин. - Это натуральное вино. А сигары стоят по одному пенни, если вас так пугают расходы. Я как раз хотел вам сказать: я считаю, что такие люди, как мы, должны показать миру, как надо жить, не дожидаясь перемен, которые должны произойти.

- Мы это как раз и делаем, - сказал Тони. - ЬсЛи бы всем было так хорошо, как мне сейчас, мир был бы настоящим раем.

- Я не это имел в виду, - возразил Робин. - В конце концов мы с вами сейчас наслаждаемся за счет других людей. Нет, я думаю вот что: нам следовало бы найти какое-нибудь место за пределами Европы и основать маленькую колонию на демократических началах - мои друзья, ваши друзья и еще какие-нибудь хорошие люди, которые захотели бы присоединиться к нам. Мы делали бы все сообща, выращивали бы что нам хочется, ну, словом, показали бы миру, что такое действительно счастливая община, если отказаться от всей этой механизации, погони за деньгами и прочей мерзости.