Ян Отченашек - Хромой Орфей

Свое творение он представил на суд товарищей с еще неизведанным волнением, хоть и делал вид, будто ничто не может его задеть. Неправда, задело! Потому что вокруг этой с таким трудом составленной страницы разгорелся отчаянный спор, какого меж ними еще не бывало. Разумеется, непримиримый тон спору задал Милан, он морщился, его некрасивое лицо пылало как в лихорадке и казалось, пожалуй, еще некрасивей обычного.

- Нет, это не то, черт побери! - кричал он, постукивая пальцем по бумаге.

Гонза смотрел на него с кушетки, прищурясь.

- Почему?

- По-моему, очень хорошо, - растерянно пищал Бацилла. - Ведь там все правда?

Войта смущенно молчал, а Павел был бледен от гнева.

- Классное сочинение на патриотическую тему! - наседал Милан. - Одно обращение чего стоит! "Люди!" Что это? Кому адресуется?

- Ну людям, ты что, читать не умеешь?

- Чушь, слишком общо! Болтовня!

- Ну и пиши сам, коли ты такой умный! - не выдержал обиженный Гонза. Он старался держаться спокойно, с достоинством, но каждое его слово выдавало уязвленное самолюбие. Тем более что возражения Милана казались ему слишком резкими, чтобы быть принципиальными. Знаю, откуда ветер дует. Завидует, думал он, глядя на Милана.

- Перестаньте ругаться, - останавливал Павел, - так мы ни к чему не придем. Как же договорятся люди во всей стране, когда мы не можем сойтись на нескольких словах? Дело ведь не в словах, правда?

- Как это не в словах?

- Ну хорошо, но не будем думать о престиже, - сказал Павел, взглянув на Гонзу. - Подумаем о существе. Это не беллетристика. Что ты предлагаешь, Милан? Только не ори на весь дом, незачем всем знать, о чем мы говорим. - Он встал и прикрыл окно своего логова.

Милан устало закашлялся, отер вспотевший лоб и заговорил, понизив голос, но с прежней настойчивостью. Он предложил простое обращение: "Товарищи!" Пусть все знают, что "Орфей" не мелкобуржуазная и не кулацкая организация, этим никого на заводе не приманишь.

- Почем ты знаешь? - холодно возразил Гонза. - Какие же мы "товарищи"? Кто из нас может себя так назвать? Уж не Бацилла ли? Да и ты еще не товарищ, не выставляйся! - Он почувствовал, что задел больное место Милана, но продолжал: - Терпеть не могу, когда строят из себя. Это дело слишком серьезное, люди за это жизнь отдают, насколько мне известно...

- Хорошо, - вмешался Павел, - но что ты имеешь против такого обращения? Конкретно.

- Ничего, - сник Гонза, - абсолютно, хотя думаю, что и оно всего не охватывает. Но я злюсь, когда меня все время поучают и думают, что у них исключительное право на будущее. Вот и все. - Тут вмешался Бацилла, внеся свою лепту: наверняка раньше многие на заводе состояли в сокольской и разных других организациях, где все называют друг друга братьями. Может, дополнить обращение? Ведь какое прекрасное слово, правда? Наивность этой аргументации позабавила всех - Бацилла, что с него возьмешь! Но возбуждение улеглось, воцарилась более мирная атмосфера. Теперь было можно, наконец, и порассуждать. Милан говорил уже спокойно, но все свои предложения - вычеркнуть то, вставить другое - отстаивал с упрямством, к которому все привыкли. Он их замучил. В каждую фразу вставлял свои излюбленные словечки, так что туда попали и коммунизм, и Сталин, и мировой пролетариат, и никто не находил убедительных возражений. Что ж, ладно, почему бы нет?

Каждая фраза подробно обсуждалась, но потом горючее иссякло, и окончательный текст, на котором сошлись все, усталые и волнуемые сложными чувствами, явился результатом смутных компромиссов между первоначальным наброском и дополнениями Милана. Один Бацилла громко восторгался. Все перевели дух, словно после утомительной гонки, всем было жарко.

- Давайте голосовать, друзья! - сказал Милан.

- Глупости! - возразил Гонза. - Нас всего пятеро. Но Милан настаивал, и ему уступили - уж по одному тому, что не нашлось довода не уступить. Единогласно!

- Балаган! - ухмыльнулся Гонза. - По такому случаю надо бы выпить, а? продолжал он нарочно самым разухабистым тоном, чтобы нарушить тягостно-торжественное молчание.

Неплохо бы! Только что? Разве вермут марки "из-под крана" - в коридоре его сколько угодно. Это явилось веским основанием для того, чтобы перенести данный пункт повестки на другое время. Павел спустил штору затемнения и зажег свет, все заморгали, как совы на солнце, сидели и болтали о том, о сем. Гонза хмуро пошарил у себя в карманах, и вдруг перед его носом раскрылся портсигар: в нем было несколько окурков.

- Бери, - непринужденно предложил Милан, - для вас собираю, сам-то не дымлю из-за потрохов своих. Ты немало потрудился, это нужно признать. На "тигра" хватит.