Франческо Петрарка - Автобиографическая проза

Или, может быть, то басня, когда вам показывают, что на этом ничтожном клочке земли, где вы обитаете, {229} существуют разнообразные уклады жизни, противоположные религии, разноязычные наречия и несходные обычаи, что и преграждает человеку возможность распространять свое имя на далекое расстояние? Ежели все это кажется тебе баснословным, то баснословно и все то, чего я жду от тебя, ибо я полагал, что никто не знает этого лучше тебя. Ведь, оставляя в стороне воззрения Цицерона и Марона и другие физические и поэтические учения об этом предмете, с которыми ты, по-видимому, как нельзя лучше знаком,- я знал, что еще недавно ты в своей "Африке" выразил это самое мнение в прекрасных стихах, там, где ты сказал:

Замкнута в тесных пределах Земля, невеликий

пространством

Остров; его ж Океан круговым обтекает извивом.

И далее ты прибавил разные другие соображения; если ты считал их ложными, то удивляюсь, зачем ты так настойчиво утверждал их? Далее, что я могу сказать о скоротечности земной славы и о тесноте времени, когда ты сам знаешь, как коротка и юна по сравнению с вечностью память даже о древнейших вещах? Я не требую, чтобы ты вернулся к представлениям древних, утверждавших, что земля часто подвергалась пожарам и наводнениям, о которых повествуют {230} Платонов "Тимей" и шестая книга Цицероновой "Республики", ибо хотя эти предания многим кажутся правдоподобными, но, без сомнения, они идут в разрез истинной религии, коей ты наставлен.

Да и помимо этого, как много есть причин, делающих невозможною продолжительную, не говорю уже вечную, славу! Во-первых, смерть тех людей, с которыми человек прожил свою жизнь, и . забывчивость - естественный недуг старости; далее-одновременное возрастание славы все новых людей, которая своим расцветом подчас немало умаляет славу старых имен и которая мнит себя тем большей, чем глубже она отодвигает старших в тень; сюда присоединяется зависть, неустанно преследующая тех, кто умирает в ореоле славы; далее ненависть к истине и враждебное чувство, какое возбуждает в толпе жизнь даровитых людей; далее-непостоянство общественного мнения; наконец, разрушение гробниц, которые превратить в развалины способен, по словам Ювенала, "и бесплодной смоковницы корень", что ты в своей "Африке" не без остроумия называешь второй смертью; и я скажу тебе теперь теми же словами, которые ты там вкладываешь в уста другого:

Вскоре поникнет курган, и мрамор, надписью гордый,

Рухнет. О сын мой, в тот день ты смерть испытаешь вторую.

{231} Итак, заманчива ли и бессмертна ли слава, которой способно повредить падение одного-единственного камня? Прибавь к этому гибель книг, в которых ваше имя записано вашей собственной или чужой рукою; пусть это забвение наступает позже, так как книги дольше хранят память, нежели гробницы, однако их гибель неизбежна вследствие бесчисленных напастей естественных и случайных, которым наравне со всем прочим подвержены и книги; да и помимо всего этого, книгам присущи и своего рода одряхление, и своего рода смертность, ибо - я хочу опровергнуть твое ребяческое заблуждение преимущественно твоими же словами

Смертным быть надлежит всему, что напрасным усильем

Смертная мысль создала,

Да что! я не устану донимать тебя твоими же стишками:

Когда же и книги умрут, в ту годину

Снова сам ты умрешь. Так и третья смерть неизбежна.

Теперь ты знаешь мое мнение о славе. Я изложил его многословнее, чем следовало для меня и для тебя, но короче, нежели требовало существо дела. Или, может быть, все это еще и теперь кажется тебе баснословным?

{232}

Франциск

Нисколько; твои слова подействовали на меня не так, как действует басня, а, напротив, родили во мне новое желание отказаться от моего старого желания. Ибо, хотя почти все это было мне уже раньше известно и я часто слышал это, ведь, как говорит наш Теренций, "нет слов, что прежде не были бы сказаны",однако и возвышенность слов, и порядок речи, и достоинство говорящего действуют сильно. Но я хотел бы услышать твое окончательное суждение об этом деле: приказываешь ли ты мне оставить все мои занятия жить без славы, или ты укажешь мне какой-нибудь средний путь?

Августин

Никогда я не посоветую тебе жить без славы, но снова и снова посоветую не предпочитать искания славы - добродетели. Ведь ты знаешь, что слава-как бы тень добродетели; и вот, подобно тому как ваше тело не может не бросать тени при палящем солнце, точно так же добродетель не может не порождать славы при повсюдном сиянии Бога. Поэтому, кто отказывается от истинной славы, очевидно, отказывается от самой добродетели, а если устранить добродетель, жизнь человека остается голою, вполне подобной жизни бессловесных животных и {233} готовой во всем следовать голосу похоти, которая есть единственная любовь зверей. Итак, вот закон, который ты должен соблюдать: люби добродетель и пренебрегай славой, а между тем, как сказано о М. Катоне, чем менее ты будешь добиваться славы, тем больше приобретешь ее. Не могу удержаться, чтобы и в этом случае не указать тебе на твое собственное свидетельство: