Айбек - Солнце не померкнет

Все облегченно вздохнули. Пахомов из-под сурово сдвинутых бровей хмуро взглянул на долговязого: вот как!

Глухов из всех карманов высыпал картошку и опустился на корточки ближе к огню.

Пахомов, любовно потрогав каждую картофелину, начал закапывать их в золу.

— Будет обед, друзья! Отведем душу.

— А ну, рассказывай, — попросил майор, с интересом осматривая автомат. — Диск не полон. Жаль.

— А ты молодец, Вася, — виновато улыбнулся долговязый, повернувшись к Глухову. — Признаюсь, я подумал… А ты пожаловал с едой, с трофеем.

— Ничего, — смущенный общим вниманием, отмахнулся Глухов. — Вчера я подобрался вплотную к одной деревне. Тихо в ней. Будто все вымерло. Но кто его знает, что за тишина. Спрятался у околицы. Не решаясь подняться, пролежал так в траве черт знает сколько.

Лицо Глухова помрачнело.

— Сначала доносились до меня песни пьяных немцев, ругательства. А потом вижу — ведут пленных. Наших. Полуголых. Обессиленных. Конный конвой гонит, бьет нещадно. Люди падают, с трудом поднимаются, снова падают.

Глухов, кусая губы, повернулся к огню.

— Слезы на глазах… смотреть не давали, — сознался боец. — Провели пленных. Утихло. Вижу, женщина идет. Позвал ее, она от испуга чуть не упала. Потом пришла в себя, шепчет, что в деревне нет дома свободного от немцев. Но рассмотрела, видно, меня и говорит: подожди, что-нибудь найду, вернусь, когда стемнеет, жди. И ушла. Я лежал не шевелясь до темноты.

Глухов обвел товарищей взглядом.

— Ночью принесла кусок хлеба и вот эту картошку. Когда я увидел хлеб, не удержался. Схватил, начал есть, но тут вспомнил про нашу Зиночку. Вот, — вытащил он из-за пазухи черствый кусок хлеба.

— Сегодня праздник для тебя, Зиночка. Скажи спасибо дяде, — обрадовался Бектемир. — Но не все ешь. Плохо будет. Понемногу.

Глаза ребенка загорелись. Крепко сжав ручонками хлеб, она начала торопливо жевать.

— После этого, — продолжал Глухов, — решил я найти местечко поукромнее и потеплее. Вышел в поле. Залез в стог сена. Мягкое — как шелк, теплое — как шуба. Давно, даже не помню, с каких пор, не знал я такого сладкого сна.

Будто вспоминая приятные сновидения, Глухов замолчал, на миг прикрыв глаза.

— Проснулся от криков, высунул из стога голову. Уже светало. Недалеко от меня два немца грузили на телегу сено. Долго я их рассматривал. Сделал окошечко в своей норе и рассматривал. Вот первый угнал телегу. Другой, с автоматом на шее, с сигаретой в зубах, смотрел то да небо, то на лес. Я и решил пристукнуть его. Но нож у меня был плохой — им трудно зарезать даже курицу. Когда фашист стоял ко мне спиной, я посмотрел вокруг: ни души. Выстрелил. Он мигом повалился на землю. Я бросился к нему, схватил автомат и побежал.

— Когда врага убьешь, от радости как пьяный ходишь, — вмешался долговязый. — С ними так и нужно, с фрицами. На тот свет всех гнать.

Бектемир протер винтовку, с любовью осмотрел ее.

— Пришлось, значит, ей поработать, — улыбнулся он.

Запах поджаренных картофелин шел из-под угольков.

Пахомов, обжигая пальцы, одну за другой вытащил их из огня и сложил в кучу перед майором.

Офицер разделил всем поровну. Несколько картофелин дополнительно отложил в сторону Бектемира.

— Твоей девочке особая норма. Храни. Будешь кормить ее, когда я скажу, но только при мне, — пошутил он.

— Я и свою норму готов отдать девочке, — серьезно заверил Бектемир, — Знаю, — вздохнул майор. — Это я так. Му что же, закусим.

— Вы себе еще возьмите, — предложил Глухов.

Бойцы поддержали его:

— Еще хотя бы пару картошек. Вам нужно.

— Из моих, — продолжал настаивать Глухов. — После вчерашнего хлеба я, как лошадь, силен.

Но майор наотрез отказался.

— Ешьте, — приказал он.

Горячие, с паром, картофелины обжигали рот.

Майор, опираясь на палку, с трудом встал.

— Что ж, товарищи, в путь.

Шли медленно за майором, приноравливаясь к его шагам. Сегодняшний путь оказался беспокойным. Издали раздавался хриплый лай собак, иногда в воздухе слышались винтовочные выстрелы и автоматные очереди.

К вечеру бойцы чуть не наскочили на немцев. Только темнота помогла вовремя отойти.

Ночевали в овраге. Вчерашний костер, картошка теперь казались сном.

На другой день бойцы два раза вели короткую перестрелку с мелкими группами гитлеровцев, шнырявших по лесу.

Доносилась орудийная пальба. Значит, фронт был не очень далеко.

Подобно лошадям, которые, приближаясь к дому, более усердно устремляются вперед, все зашагали проворнее, быстрее.