Айбек - Солнце не померкнет

— Месть! Узбеки говорят: "кровь". То есть кровь за кровь! — произнес Бектемир. — А кто будет мстить? Мы, мужчины, бродим по лесам, готовые спрятаться в любую порку. Кто загородит путь немцу? Матери, сестры выйдут, что ли, на поле битвы?

— Отступление — все самое горькое в этом слове, — вмешался в разговор Пахомов, боец с широким, квадратным лицом. — Конечно, иногда невозможно не отступить. Но отступить, чтобы потом с новыми силами напасть на врага, а не затем, чтобы где-то прятаться. Сколько насмотрелся за это время…

— Ты думаешь, мы меньше, чем ты, видели? Когда состаришься, расскажешь, как сказку, внукам, — усмехнулся долговязый, до этого посасывавший в стороне какую-то дикую ягоду. — Ишь, тоже геройский подвиг совершили. Пятки смазали, и все тут…

— Если тебе не нравится, заткни уши пробкой! — раздраженным тоном произнес солдат. — А что "пятки смазывали", так надо выяснить, кто в том виноват. Отступление из всех уставов надо вычеркнуть. Мы должны учиться сами сжимать врага в кольце огня. Вот товарищ майор говорил о мести. Я понимаю так, что мстить можно только наступая.

— Верно, — подтвердил Бектемир, укладывая девочку на шинель. — Иди вперед, убивай врага, не страшась, что сам погибнешь.

Майор молча перевязал ногу. Он будто не слышал размышлений солдат о тактике, сидел наклонившись и копался палочкой в костре.

Неожиданно, не поворачивая головы, произнес:

— Военный совет закрыт? Прошу пару слов мне… Положение несомненно тяжелое. Партия в самом начале войны сказала, что страна под угрозой большой опасности. Немец на весы войны внезапно, разом бросил тяжелый камень, высоко подбросив нашу чашу вверх. Но он не смог опрокинуть эту чашу. Он рассчитывал поставить нас на колени в один день. Не вышло!

Бойцы слушали майора, следили за его рукой, которая продолжала палочкой ворошить костер. При каждом движении взлетали искры.

— Война идет не дни, а месяцы. Фашист разгневан. Постепенно его нервы выходят из строя. Я это почувствовал в лагере. Был там один старый немец. Отличался от других мягкостью: бил пинками здоровых пленных, кричал на раненых — и только. А в последнее время и он взбесился. Однажды на наших женщин, которые умоляли проявить чуточку жалости, бросился с криком: "Есть ли в мире лучшее наслаждение, чем мучить вас? В ваших болотах погиб мой сын. Занимая Европу, мы даже мизинца не поранили. Виновата Москва. Почему не сдается? Мы не оставим ничего живого на русской земле".

Отодвинув подальше от огня больную ногу, майор чуть заметно поморщился. Но пожалуй, этого никто не заметил. Все сидели опустив голову.

— Подобно тому как от удара молнии опрокидывается дерево, Гитлер одним ударом намерен был свалить нашу страну, — продолжал майор. — А этот его план разбили в пух и прах.

— Пусть тысячу лет сверкают молнии, великая гора будет стоять, — решительно произнес Бектемир.

— Верно, джигит. Мы — гора, — подтвердил майор. — Огромная гора, но враг тоже очень силен. Доит всю Европу. Мы отступили. Страшно далеко отступили. Но я глубоко верю: армия наша закалилась в огне и мы раздавим проклятого.

— Ах, гадина, пусть, поганый, замерзнет под нашими снегами! — выругался долговязый.

Иногда в просвете облаков на мгновение показывалось солнце. Лес был задумчив и молчалив. Только порой высоко-высоко слышался гул вражеских самолетов.

Девочка приглушенно плакала.

— Что с тобой, Зина? — успокаивал Бектемир. — Не нужно. Спи, спи.

Стремясь определить время, майор пристально рассматривал небо.

— Где сейчас Глухов, а? — наконец произнес он. — Куда его занесло? Уже прошло достаточно времени.

— Наш студентик, наверное, ушел искать тихую норку, — съязвил долговязый. — Надоело блуждать по лесу. Есть же места потише, поспокойней.

— Чепуха! Возможно, заблудился или упал без сил. Может, в руки немцам попался… Кто знает. Что ты мелешь, человека чернишь, — проворчал Пахомов.

— Ученый джигит он? Книжник? — спросил Бектемир.

— Видали мы таких книжников. В нашей роте был один, — не успокаивался долговязый. — Почти профессор. Пять языков знал. Когда поднимались в атаку, он нырял в пшеницу, кидался в яму. Однажды ночью исчез. Возможно, лижет тарелку у фрица.

— Нет. Глухов — парень с совестью. Это я с первого взгляда почувствовал. Мало ли что может случиться. Кругом враги. Если жив он, обязательно вернется. Обязательно, — твердо подчеркнул майор.

И действительно, не прошло и часа, как, задыхаясь, прибежал Глухов. За плечом винтовка, в руке немецкий автомат.