Айбек - Солнце не померкнет

Слова, сказанные незнакомой женщиной, показались криком родной его матери. Улицы деревни будто обжигали пятки. Бойцы ускорили шаг. Но Бектемир стыдился и этого. Казалось, что люди говорили: "Эй, врага-то не видно, что вы так летите?"

Старик, крепко перепоясанный поверх белой истрепан — ной одежды, в лаптях, с пышной бородой, внимательно разглядывал проходящих бойцов. Голос его дрогнул:

— Сыночки, на кого вы нас оставляете?

Капитан Никулин отозвался громко, бодро:

— Отец, не печалься, хребет русского и гора не сможет сломить. Мы возвратимся.

Бектемир понимал переживания жителей.

Их глубокая любовь к Родине, безграничная ненависть к врагу были укором для отступающих. Но вместе с тем глаза жителей наполнились лаской.

Сейчас простые люди не могут приостановить отступ ление, но они готовы раскрыть объятия, отдать бойцам все, что имеют.

Это не успокаивало Бектемира. Он еще глубже понял свою ответственность.

С наступлением темноты капитан Никулин вывел батальон на открытое место. После нескольких минут марша по дороге, заваленной исковерканными телегами, сгоревшими машинами, мертвыми лошадьми, телами людей, усыпанной разбитым военным снаряжением, батальон остановился на привал. Откуда-то появившиеся дети предупредили капитана Никулина:

— Впереди деревня… В нее вошел немец. Дальше дороги нет.

Батальон вынужден был углубиться в лес, где и остановился. Хотя Никулин ничего не говорил, бойцы почувствовали, что они окружены.

Бектемир сел, прислонившись головой к дереву, и вытянул ноги.

"Отступление, конечно, допустимый маневр, — подумал он. — Не такое случается на войне. Займешь новую позицию — новыми силами встретишь врага. Если рука твоя окажется сильнее, обратишь и путь отступления в путь победы. А что значит остаться в окружении? Это — петля!"

К нему приблизились Дубов и Аскар-Палван. Бектемир, не глядя на них, только произнес:

— В капкан попали.

— Теперь мы словно мыши. Тяжелые дни… — выругался Дубов.

— У командира много ума. Наметил бы своим компасом, нашел бы маленькую дырочку, проскочили бы — и все тут… — добавил Палван.

Ночь прошла без происшествий. Бойцы, закутавшись в шинели, спали неподвижно на сырой земле, как камушки на дне реки. С рассветом была послана разведка.

Она выяснила, что окрестные деревни заняты гитлеровцами.

Лес, казавшийся безграничным, тихим, сейчас становился опасным — неожиданно можно было натолкнуться на засаду. Ни у кого не осталось даже крошки хлеба. Голодные бойцы пересекли болото, проваливаясь в топь, затем мокрые пошли дальше сквозь лес.

Отступление и возможность очутиться в клещах врага., окутывали настроение солдат черной, гнетущей пеленой.

Говорили мало, шутки и смех, казалось, были забыты вовсе.

Подошла еще одна ночь — холодная, туманная. Бойцы растянулись на влажной земле. Счастливцы, которым удалось сохранить махорку, закурили. Запах табачного дыма беспокоил всех. Вокруг каждого курильщика собралось по Нескольку человек. Слышались умоляющие просьбы:

— Дай докурить! Оставь!.

Черный шатер ночи стал багровым от огня — вдали горели деревни. Где-то послышалась ружейно-пулеметная перестрелка. Видно, какая-то часть решила с боем пробиться из окружения.

Капитан Никулин послал разведчиков, чтобы узнать, где еще есть советские войска.

Бойцы почувствовали облегчение. Но разведчики после долгого отсутствия вернулись ни с чем.

Капитан Никулин приказал спать. Все утихли, но в полночь караул поднял тревогу. Сонно переругиваясь в кромешной тьме, стали готовиться к бою.

Через несколько минут выяснилась причина тревоги. Оказывается, бойцы, отставшие во время отступления от своей части, в долгих поисках дороги натолкнулись на батальон. Они шли вместе с тяжелораненым младшим лейтенантом.

В течение четырех дней бойцы несли полуживого командира то на плащ-палатке, то на плечах. От голода и усталости они не могли говорить.

Наступил тусклый рассвет.

С опухшими глазами, грязными лицами, солдаты снова вышли в путь.

Раненого младшего лейтенанта, бледного, притихшего, несли на плащ-палатке. Это был совсем еще юноша, у которого даже не пробились усы. Его нежные, как шелк, русые волосы слегка трепал утренний ветерок. Сердце Бектемира сжалось от боли. Но чем он мог помочь ему, да и другим!

Аскар-Палван, взваливший на себя ствол пулемета, шагал тяжело, широко.

Впереди всех с полевой сумкой, свисавшей до самых колен, шел капитан. Он старался идти бодро, изредка украдкой поглядывая на бойцов.