Болеслав Прус - Дворец и лачуга

Между тем более любопытный человек на месте нашего друга мог бы при случае узнать весьма интересные вещи. Он заметил бы прежде всего, что с незапамятных времен каждые несколько дней в этот дом в девять часов утра входил некий низенький желтый человек в синих очках и уходил оттуда около девяти часов вечера. Далее он заметил бы, что посещающие дом паломники весьма часто приносили маленькие, а то и большие узлы и свертки, возвращались же с пустыми руками. Наконец, он заметил бы, что наиболее частым, наиболее смелым паломником в эти места был средних лет еврей с хитрой физиономией, единственный, кто вбегал в сени, напевая, а возвращался, пересчитывая на лестнице банковые билеты.

Если бы такой любопытный человек нынче вечером решился последовать за вышеописанным евреем, он мог бы увидеть следующую сцену.

Еврей минует сени и вступает на обветшалую лестницу, по которой поднимается на третий этаж. Здесь он останавливается перед низкой дверью, мгновение подслушивает, а затем, нажав на дверную ручку, проникает в комнату, где у зарешеченного окна сидит старая женщина в очках и вяжет чулок.

- Добрый вечер, пани Мацеёва, - заговорил еврей.

Старушка подняла глаза.

- А, пан Юдка!.. Добрый вечер.

- А хозяин тут? - понизив голос, спросил посетитель.

- Ну конечно.

- А гости какие-нибудь есть?

- Гофф тут... Плохи, должно быть, его дела, очень уж часто он сюда наведывается.

- Ну! Ну! - улыбнулся еврей. - Сюда и не такие, как он, наведываются.

Старушка опустила на колени чулок и ответила:

- А все-таки это ему лишнее; есть у него деньги, а раз есть, так сидел бы лучше за печкой да благодарил бога, а не лез на глаза нашему барину...

- Вы его знаете? - спросил Юдка.

- Как не знать! Лет двадцать пять, наверно, будет, как я служила у него.

- Ну, тогда вы его не знаете. Он теперь обеднел.

- Обеднел и ходит к нашему барину? У... гу!

- Что значит у... гу?.. Приходит, потому что берет взаймы деньги, ну и землю свою продает.

- Нашему барину продает землю? Вот он - суд божий! - шепнула, словно про себя, старушка.

Лицо Юдки оживилось.

- Чему же вы так удивляетесь, пани Мацеёва? - спросил он.

- Э! - ответила женщина, - кабы вы знали то, что я знаю...

- А почему мне не знать? Я много знаю, а чего не знаю, так вы мне доскажете.

Старушка подняла палец и указала на дверь соседней комнаты.

- Разговаривают, - шепнул еврей.

- Вы знаете, Юдка, как Гоффы обидели нашего барина?

- Слышал, но уже не помню, - ответил еврей с видом прекрасно осведомленного человека.

Мацеёва наклонилась к его уху.

- Вы знаете, Юдка, что я служила у Гоффа?

- Ну! Ну!

- Говорю вам, лет уж двадцать пять тому назад, Гофф как раз справлял крестины... Родилась у него тогда эта... как же ее? Костуся!

- Ну, я ее знаю, у нее теперь ребенок.

- Вышла замуж?

- За Голембёвского.

- Господи Иисусе! - шепнула в ужасе женщина. - За того, что наш барин засадил в тюрьму?

- Ну, об этом лучше молчите. Он уже опять гуляет по городу.

Это известие, видимо, взволновало старуху, которая лишь после нескольких минут молчания вернулась к своему рассказу.

- На крестинах, говорю вам, гостей - уйма! А мороз на дворе был такой, что стекла лопались! И уж ели, ели, а пили-то!

- Теперь им нечего и в рот положить, - вставил Юдка.

- Однажды, - продолжала старуха, - было, может, часов девять вечера, смотрю, входят в сени каких-то двое с ребенком на руках. А это и был наш барин с сестрой и ее мальчиком на руках. Оборванные, озябшие... страсть, говорю вам!.. Наш барин и говорит... вот как сейчас слышу: "Люди добрые, дайте нам что-нибудь перекусить и где обогреться, а то у меня сестра с ребенком кончаются..." А пьяные гости давай смеяться, давай водкой их поить, а нет того, чтобы поесть дать... Ну, что вам сказать, и получаса не прошло, как женщина бух на землю! и ни рукой, ни ногой...

- Ай-ва!.. - шепнул еврей.

- Жалко мне их стало, я, значит, взяла да и отвела их обоих в коровник. Надоила тайком немного молока и напоила мальчика; женщина-то уже не могла пить, а барин не хотел ничего и в рот взять. На другой день прихожу я в коровник, а они спят. Бужу его... он едва на ноги встал; будим ее, глядим, а она уж мертвая... Умерла!

Еврей внимательно слушал.

- Как увидел это барин, как начал он плакать, так, говорю вам, прямо как зверь ревел, и все сестру целовал... Сбежались Гоффы, подмастерья ихние, ученики, а он давай их проклинать, давай жаловаться, что они у него сестру убили. А они на него! И давай кричать, что он сам ее убил, а на них сваливает. Кончилось тем, что собрался суд, покойницу похоронили, а наш барин с мальчиком пошли дальше куда глаза глядят.