Болеслав Прус - Грехи детства

- Как еще раз побьет тебя мать, - говорил один, - собирайся и ступай куда глаза глядят. Что? Пойдешь?

- Да я не знаю как, - ответил Валек.

- Бери сапоги на палку - и скорей в лес. Там есть на что поглядеть.

- Да у меня и сапог нету.

- Ну, бери одну палку. С палкой и без сапог дойдешь.

Увидев меня, мальчик бросился к лопухам.

- Что вы ему говорите? - спросил я батраков.

- А ничего, смеемся над ним. Чего ж не посмеяться над дурачком.

Почувствовав, что мед мне пачкает пальцы, я не стал вступать с ними в долгие разговоры, а пошел за Валеком. Он стоял в кустах и смотрел на меня.

- Валек, на вот тебе хлеб с медом.

Он не тронулся с места.

- Да иди же. - И я двинулся к нему.

Мальчик пустился бежать.

- Ох, какой ты глупый... Ну, вот тебе хлеб, я кладу его сюда...

Положив хлеб на камень, я пошел прочь. Но лишь когда я скрылся за углом кухни, мальчик осмелился приблизиться к камню, затем осторожно осмотрел хлеб и наконец съел его, насколько я мог судить, с аппетитом.

Часом позже, подходя к лесу, я заметил, что на некотором расстоянии за мной плетется Валек. Я встал, и он тоже остановился. Когда я повернул к дому, он кинулся в сторону и скрылся в кустах. А через минутку снова бежал за мной.

В этот день я ещё раз дал ему хлеба. Он взял его из рук, но еще с опаской, и тотчас же убежал. С этого времени он стал всюду ходить за мной, но всегда на некотором расстоянии.

С утра он кружил под нашими окнами, как птица, которой дружеская рука посыпает зерно. Вечером он усаживался перед кухней и смотрел на наш флигель. И только когда гас свет, он уходил спать на свою дерюжку за печкой, где над головой его свиристели сверчки.

Через несколько дней после первой встречи с Лёней я поддался уговорам Зоси и отправился с нею в парк.

- Знаешь, - уверяла меня сестра, - Лёня очень интересуется тобой. Постоянно говорит о тебе, сердится, что ты тогда не вернулся, и спрашивает, когда ты придешь.

И я не устоял; но можно ли этому удивляться, тем более что меня самого тянуло к Лёне. Мне казалось, что тогда лишь пройдет моя тоска, навеянная смертью Юзика, когда я смогу ходить с Лёней под руку и вести с нею серьезные разговоры. О чем именно? Не знаю и поныне. Но я чувствовал, что хочу говорить, говорить много, красиво, имея перед собой единственную слушательницу - Лёню.

При мысли о прогулках вдвоем что-то звенело у меня в груди, как арфа, и сверкало, как солнце в каплях росы. Однако действительность не всегда соответствует мечтам. Когда я в сопровождении сестры снова встретился с Лёней и, намереваясь начать те самые возвышенные разговоры, спросил: "Любите ли вы ловить рыбу?" - девочки вдруг взялись за руки, стали шушукаться, бегать по аллее и страшно хохотать. Остолбенев, я вертел в руках удочку, из-за которой меня едва не лягнула копытом серая лошадь, когда я у нее рвал волос из хвоста.

Оскорбленный до глубины души, я уже собирался уходить, но в эту минуту вернулись девочки, и Зося сказала:

- Лёня просит тебя называть ее по имени.

От смущения я только молча поклонился, а они снова захохотали и побежали к пруду.

- Вы знаете, мальчик!.. - начала Лёня, но тотчас поправилась: - Знаешь, Зося, мама решительно не позволяет нам кататься на лодке. Я сказала, что нас будет катать твой брат, но мама...

И она прошептала Зосе на ухо какую-то длинную фразу; однако я сразу догадался, о чем шла речь. Наверное, графиня боится, что я утоплю девочек, я, такой гребец и ученик второго класса!..

Я был уязвлен. Лёня заметила это и вдруг сказала:

- Пожалуйста, мальчик...

Она снова поправилась:

- Зося, попроси брата нарвать нам кувшинок. Они такие красивые, а я никогда не держала их в руках.

Я воодушевился. Ну, теперь-то я покажу, на что я способен.

На пруду росло много кувшинок, но не у берега, а чуть подальше. Я отломил ветку и вскочил в покачивающуюся на воде лодку.

У кувшинок очень упругие стебли. Подцепишь их веткой, они приближаются, но сразу же уплывают. Я отломил прут подлиннее, с загнутым в виде крючка концом. На этот раз пошло лучше. Крепко ухватив кувшинку, я увидел, что она подплывает совсем близко. Протягиваю левую руку - нет, еще не достать. Присев на корточки, я с носа перегибаюсь через борт и уже хочу сорвать цветок, как вдруг - во весь рост шлепаюсь в воду, прут выскальзывает у меня из рук, а кувшинка снова отплывает.

Барышни, как водится, поднимают визг... Я кричу:

- Это ничего! Ничего! Тут мелко!..

Выплескиваю воду из фуражки, надеваю ее на голову и, шагая по пояс в воде и по колено в грязи, срываю одну кувшинку, другую, третью, четвертую...