Болеслав Прус - Кукла

- За девяносто тысяч?

- Вот именно. А баронесса Кшешовская тоже хочет купить этот дом, только за семьдесят тысяч, вот я и думаю, что письмо писала она, потому что баба эта - сущий дьявол...

В магазин вошел покупатель, потребовавший зонтик, и отвлек Клейна. У пана Игнация замелькали в уме престранные мысли:

"Если я, потратив впустую один вечер, произвел такое смятение в магазине, то подумать только - до чего мы докатимся, когда Стась целые дни и недели тратит на итальянский театр и бог весть на что еще?"

Однако он тут же должен был признать, что по его вине в магазине не произошло, собственно, особого расстройства, да и вообще торговые дела идут превосходно. Он признал также, что и сам Вокульский, ведя столь странный образ жизни, не забывает об обязанностях главы предприятия.

"Но зачем ему понадобилось хоронить в мертвых стенах капитал в девяносто тысяч рублей?.. И к чему тут опять эти Ленцкие? Неужели же... Э! Не так-то уж глуп мой Стасек..."

Тем не менее мысль о покупке дома продолжала его беспокоить.

- Спрошу-ка я у Генрика Шлангбаума, - сказал он, вставая из-за конторки.

В отделе тканей маленький сгорбленный Шлангбаум, моргая красными веками и озабоченно поглядывая вокруг, вертелся вьюном между полками, то вскакивая на лесенку, то с головой исчезая среди кусков ситца. Он так свыкся с непрерывной суетой, что, хотя покупателей в эту минуту не было, то и дело вытаскивал какой-нибудь кусок материи, разворачивал его, опять сворачивал и клал на место.

Увидев пана Игнация, Шлангбаум прекратил свой бесцельный труд и утер пот, выступивший на лбу.

- Нелегко, а? - сказал он.

- Да зачем же вы перекладываете это тряпье, когда нет покупателей? спросил Жецкий.

- Как же иначе! Если этого не делать, то еще позабудешь, где что лежит... Ноги и руки одеревенеют... да и привык я... У вас ко мне дело?

Жецкий смешался:

- Нет... я просто хотел посмотреть, как у вас тут... - ответил он, покраснев, насколько это было возможно в его возрасте.

"Неужели он тоже не доверяет мне и выслеживает?.. - мелькнуло в уме у Шлангбаума, и в нем закипел гнев. - Да, прав отец... Сейчас все травят евреев. Скоро придется отпустить пейсы и надеть ермолку..."

"Он что-то знает!.." - подумал Жецкий и сказал вслух:

- Кажется... кажется, ваш уважаемый родитель завтра покупает дом... дом Ленцкого?

- Мне об этом ничего не известно, - ответил Шлангбаум, отводя глаза. А про себя добавил: "Мой старик покупает дом для Вокульского, а они думают и наверняка говорят между собой: "Вот видите, опять еврей-ростовщик разорил католика, знатного господина".

"Он что-то знает, но держит язык за зубами, - думал пан Жецкий. Известное дело, еврей..."

Он еще немного помешкал, что Шлангбаум принял за новое доказательство подозрительности и выслеживания, и, вздыхая, вернулся к себе.

"Ужасно, что Стах доверяет евреям больше, чем мне... Однако зачем же он покупает этот дом, зачем связывается с Ленцким? А может быть, не покупает? Может быть, это сплетни..."

Его так пугала мысль, что Вокульский вложит в недвижимость девяносто тысяч наличными, что он весь день не мог ни о чем другом думать. Был момент, когда он хотел напрямик спросить Вокульского, но у него не хватило духу.

"Стах, - говорил он себе, - сейчас водит компанию только с важными господами и доверяет евреям. Что ему старый Жецкий!"

Поэтому он решил завтра пойти на торги и посмотреть, действительно ли старик Шлангбаум купит дом Ленцких и действительно ли, как говорил Клейн, набьет цену до девяноста тысяч. Если да, значит и все остальное правда.

Днем в магазин заглянул Вокульский. Он заговорил с Жецким о вчерашнем спектакле и все допытывался, почему тот сбежал из первого ряда и альбом для Росси передал Пифке. Но пана Игнация терзало такое множество сомнений, в душе его накипела такая обида на дорогого Стаха, что в ответ он только невнятно бормотал что-то и хмурился. Вокульский тоже замолчал и ушел из магазина с затаенной горечью.

"Все от меня отворачиваются, - думал он. - Даже Игнаций!.. Но ты вознаградишь меня за все..." - прибавил он уже на улице, глядя в сторону Уяздовских Аллей.

После ухода Вокульского Жецкий осторожно выпытал у служащих, где и в котором часу продаются с торгов дома. Потом упросил Лисецкого заменить его завтра с десяти до двух часов дня и с удвоенным рвением принялся за счета. Он машинально (но без ошибок) складывал столбцы цифр, длинные, как улица Новы Свят, а в перерывах думал:

"Сегодня потратил впустую почти час рабочего времени, завтра уйдет пять часов, и все потому, что Стах доверяет Шлангбаумам больше, чем мне... Зачем ему дом? Какого черта он путается с банкротом Ленцким? Что за фантазия пришла ему в голову таскаться в итальянский театр да еще делать дорогие подарки этому проходимцу Росси?"