Болеслав Прус - Проклятое счастье

- Как же, знаю, это от моего друга, князя... Мы с ним частенько переписываемся. Славный юноша, но невозможно демократичен...

Он разорвал конверт и стал читать письмо, время от времени произнося вслух:

- "Усерднейше рекомендую любезному вниманию..." Так, так... "Самый способный студент механического отделения..." Очень мило! "Большая золотая медаль..." Пан Вольский!

- Моя фамилия Вильский.

- Скажите, пан Вильский, она действительно большая, эта ваша большая золотая медаль?

- Да.

- Так, так!.. Прошу вас, садитесь, у меня без церемоний.

Приглашение оказалось излишним, так как Вильский без всяких церемоний уже уселся.

Дочитав письмо, Вельт снова заговорил:

- С этим письмом двери нашего дома открыты перед вами. Друзья наших друзей - наши друзья. Сделайте одолжение, с нынешнего дня по четвергам - к нам на чай, в половине десятого вечера.

- Но могу ли я рассчитывать... - заикнулся Вильский.

- В салоне моей жены вы, без сомнения, можете рассчитывать на избранное общество.

- Простите, я имел в виду службу...

- Ах, вы имели в виду службу? Мы еще поговорим об этом.

Вильский поклонился и направился к выходу. Банкир крикнул ему вдогонку:

- Минутку, пан Вильский! Когда будете писать князю, передайте, пожалуйста, нижайший поклон от меня.

В тот же вечер за чаем Вильский познакомился с пани Вельт. Это была женщина в расцвете лет, не то чтобы красавица, но величавая и вместе с тем пленительная. Ее смуглое лицо было строгим и нежным, а черные глаза с необъяснимой силой кружили людям головы.

В этот вечер хозяйка дома не раз заводила беседу с Вильским, а он, с головой погруженный в свои проекты, говорил только о них. Жена банкира слушала внимательно и так пристально смотрела на него, что Владислав, вернувшись домой, долго не мог заснуть.

На следующий день Вельт поручил Вильскому выгодную работу и торжественно повторил приглашение бывать как можно чаще.

"Она тебя любила", - назойливо нашептывал все тот же голос, и под его действием многие подробности представлялись сейчас Вильскому в ином свете.

Как-то на очередном из четвергов, когда Вильский с хозяйкой беседовали о его студенческом житье-бытье, к ним присоединился один из салонных сплетников и стал рассказывать о некой даме, убежавшей с любовником.

- Женщины на многое способны ради любви, - насмешливо заключил рассказчик.

Пани Вельт сурово посмотрела на него, а когда он удалился, сказала Владиславу своим спокойным глубоким голосом:

- Да, женщины на многое способны ради любви, но мужчины не умеют это ценить.

Сказав это, она встала и, не глядя на Вильского, перешла к соседней группе гостей.

В другой раз, когда он развивал перед ней планы строительного товарищества, она прервала его неожиданным вопросом:

- Вы всегда разговариваете с женщинами только об инженерных делах?

- Смотря с какими, - возразил Вильский. - С иными приходится и об искусстве, но это очень скучно.

- Ах, вот как, - заметила она. - Ну что ж, говорите хоть что-нибудь.

Запрокинув голову на спинку кресла и полузакрыв глаза с выражением спокойного восхищения на лице, она выслушивала рассуждения о необходимости асфальтировать фундамент, о водопроводных трубах и газификации жилищ и снова и снова о железных перекрытиях.

Вильский оказался в странном положении. У него была невеста, которую он любил, а он поддерживал знакомство с другой женщиной, к которой его влекло каким-то темным инстинктом. При беседах с пани Вельт он ощущал, как его жилы наливаются чем-то вроде расплавленного олова, но ощущение это никогда не овладевало им надолго.

Иногда, ободренный ее взглядами, он пытался пролепетать что-нибудь о любви, но при первых же намеках взгляд его собеседницы холодел, а губы складывались в брезгливую и презрительную гримасу. Он тотчас переводил разговор на посторонние предметы, и снова все было хорошо.

Вначале эта загадка приводила Вильского в совершенное недоумение, со временем он привык и говорил себе: "Какая жалость, что эта женщина так холодна и способна рассуждать об одних только финансовых и технических материях. Если бы не это, все окружающие были бы без ума от нее, и в первую голову ее собственный муж".

И вот эта-то женщина, по словам Гродского, была без ума от Владислава!

- Не может быть! - пробормотал Вильский, просыпаясь от грез и поднимаясь с качалки. - Пани Вельт создана из мрамора и... банкнотов...

"И все-таки она тебя любила", - шептал голос.

- Ерунда! - возразил Вильский с усмешкой. - "Любила", а ее муж совершенно перестал давать мне работу.