Андре Ремакль - Время жить

Андре Ремакль

Время жить

Перевод Лии Завьяловой

Andre Remacle

Le temps de vivre

Paris 1965

Голос Мари доносится как сквозь шум водопада. Слова проскакивают между струй. Голос Мари словно в звездочках капель.

-- Почему ты так рано?.. Сейчас кончаю... Ты хотя бы не заболел? Что ты там говоришь?

В голосе смех и слезы. Но нет, то вода смеется и плачет. Это голос Мари, лишь слегка искаженный.

Даже самый знакомый голос, если человека не видишь, звучит загадочно. Смешавшись с журчанием воды, он должен преодолеть не только тишину, но и другие преграды, звуковой барьер -- на земле, не в небе.

Луи швырнул на кухонный стол сумку, отпихнул ногой стул и плюхнулся на него.

-- Ничего... давай быстрее...

Луи говорит громко, стараясь заглушить нескромность этого купания, нескромность своего присутствия здесь, в то время как рядом, за занавеской, тело Мари, как и ее голос, словно в каплях дождя.

Занавеска задернута не до конца. Стоит чуть передвинуться -- пересесть на стул у окна, и, разговаривая с женой, он будет лучше слышать ее и видеть.

Но двигаться ему неохота. После двенадцати лет супружеской жизни он из-за какого-то странного чувства стыдливости все еще стесняется смотреть на обнаженную Мари. Переехав в эту квартиру, он оборудовал в углу кухни душ, и Мари тотчас захотелось его обновить. На радостях она подозвала Луи, и он при виде ее наготы испытал одновременно стыд и желание.

-- Была бы она живая -- ох, не отказался бы от такой бабы.

-- Не распаляйся, парень, она не взаправдашняя.

-- Дайте-ка глянуть...

-- Не пяль глаза, старина, а то удар хватит.

-- Вот это сила!

-- Не тронь, обожжешься.

-- Тебе, дядя, это уже не по возрасту.

-- Закрой глаза, Леон, не то сегодня заделаешь жене восьмого.

-- Возьми ее себе домой для компании...

-- Не зад, а сдобная булочка.

Все эти шуточки подкреплялись непристойными жестами.

Вот уже десять минут стройка взволнованно гудела. Строители выбрались из подвальных помещений, сошли с лесов и верхних этажей, побросали бетономешалки и краны, думать забыли о своих фундаментах, благо между двумя заливками бетона выдался перерыв, и окружили яму с земляной кашицей, откуда экскаватор извлек женскую статую. Еще влажный камень блестит на солнце.

А за занавеской, наверное, так же блестит под душем голое тело Мари.

Луи буквально падает от усталости. Усевшись, он вытягивает ноги и прилаживает натруженную поясницу к спинке стула.

Он еще никак не возьмет в толк, почему Мари закричала от удивления, когда он открыл дверь в квартиру.

-- Кто там? Нельзя, нельзя... Я под душем!

Одна рука статуи поднята, словно кого-то отстраняет, вторая -прикрывает низ живота. Жижа, из которой ее вытащили, длинными потоками сползает по каменным округлостям.

Когда ключ щелкнул в замке, Мари, должно быть, тоже подняла руку, а второй прикрыла живот.

-- Да это же я, ну!

А у кого же еще могут быть ключи от квартиры? Дальше этого мысли его не пошли. Забились в темный уголок подсознания.

-- Ты меня напугал...

-- С чего бы? Кто же, по-твоему, это мог быть?

-- Не знаю... Дети.

-- Разве ты даешь им ключи?

-- Иногда...

Статуя еще долго будоражила рабочих. А теперь она валяется где-то в углу строительной площадки, снова погрузившись в сон: молодой архитектор заверил, что этот гипсовый слепок никакой ценности не имеет.

Подсобные рабочие зачернили ей под животом треугольник -- последний знак внимания к статуе, прежде чем она вновь превратилась в кусок камня, куда бесполезней, чем цемент или бетон.

Она ожила лишь на полчаса, когда экскаватор обнаружил ее на узком ложе из грязи -- камень, превратившийся в женщину из-за минутного прилива всеобщего вожделения, которое ее пышные формы вызвали у этих мужчин, сотрясавшихся в непристойном гоготе; каменная статуя, по которой они едва скользнули бы взглядом, стой она на постаменте в углу просторного парка, где высокие дома, зажатые в корсеты строительных лесов, пришли на смену деревьям. Но беспомощно лежа на земле, она вдруг стала для них бабой, как-то странно затесавшейся среди грязных, выпачканных цементом спецовок.

Сегодня, как и каждый вечер, Луи клонит ко сну. Пока вкалываешь на стройке, рабочая суетня кое-как разгоняет сонливость. Зайдешь после работы в бистро -- и тоже ненадолго встряхнешься. Стоишь привалившись к стойке. Споришь о том, о сем -- о воскресных скачках или местной футбольной команде, иногда о политике. Говоришь, чтобы говорить. Пошутишь с Анжеликой, племянницей хозяина, которая ходит от столика к столику, вертя крутым задом. Сыграешь с дружками партию-другую в белот или рами. Три-четыре аперитива взбадривают, отгоняют усталость. Потом мчишься на мотороллере, ветер хлещет в лицо -- и словно бы ничего; но стоит добраться до первых домов города, снова одолевает охота спать. И уже не покидает.