А Роб-Грийе - Проект революции в Нью-Йорке

Поскольку и этот выход блокирован, Лора выпускает ручку двери и готовится перешагнуть через металлические поручни, чтобы убежать по путям, пользуясь тем, что поезд по какому-то чудесному совпадению еще не тронулся. Вглядываясь в темноту в надежде выбрать лучшее место для прыжка, она встречается взглядом с черными блестящими глазками крупной крысы, застывшей в угрожающей неподвижности. Эти отвратительные и опасные твари кишат в подземных галереях, что вполне нормально, поскольку сюда выходят отверстия городских стоков. Животное, появившись оттуда, кажется, специально поджидает ее, чтобы сожрать живьем или, в любом случае, покалечить, обезобразить, заразить холерой, чумой, сыпным тифом...

Повинуясь инстинкту, Лора бросает в звериную морду задвижку из желтой меди, которую так и держала в правой руке, после того как отомкнула зажим и вытащила ее из двери вагона, спасаясь бегством. В смятении своем она напрочь забывает, что решила использовать ее в качестве оружия, если будет настигнута насильником, чтобы нанести ему удар чем-нибудь более жестким, нежели ее хрупкие кулачки. Впрочем, этот жест отчаяния оказался совершенно бессмысленным: крыса подпрыгивает, оттолкнувшись всеми четырьмя лапами, дабы увернуться от неловко брошенного метательного снаряда, который падает на землю, не задев ее, а затем отхаркивает ядовитую слюну, целясь в противника, ставшего отныне безоружным - с намерением продемонстрировать собственную решимость. Девочка мгновенно осознает, что ловушка окончательно захлопнулась. Она с отчаянием смотрит на продолговатую остроконечную металлическую задвижку, с которой столь опрометчиво и неумно рассталась, тогда как несколькими секундами раньше еще питала надежду унести ее в свою комнату, чтобы уложить рядом с другими орудиями под съемной доской паркета.

У Лоры не остается времени спросить себя, какие же еще средства остаются в ее распоряжении, равно как и о том, что ожидает ее в случае неудачи. Прежде чем она успевает подыскать хоть какую-нибудь подходящую железку в ржавых сочленениях узкой платформы и поручней, обе небольшие двери одновременно распахиваются; она попадает в руки двух мужчин, и каждый из них ловким движением с силой хватает ее за запястье: слева доктор Морган, пересекший пространство вагона так, что ей ничего не удалось услышать или увидеть, хотя его массивная фигура должна была бы привлечь ее внимание, а справа - вампир метрополитена, которому, наконец, удалось повернуть язычок замка с помощью острых ножниц, оказавшихся (случайно?) сегодня вечером в его кармане, как уже было сказано.

Спокойная мощь обоих врагов, зажавших ее в двойные тиски, делает всякое сопротивление бесполезным, что оказывает успокоительное, в некотором смысле даже приятное воздействие на тело и душу. Быстрее, чем можно написать (думает Бен Саид, повернувшийся, не вставая с места вполоборота, чтобы лучше видеть эту сцену), девочку выволакивают на середину вагона, к центральной двери, которую в то же мгновение открывает молодой W, ловко просунув лезвие ножа в предохранительную коробку (что уже было им проделано в соответствии с личными планами на предыдущей станции с целью помешать нормальному функционированию механизма). Жертву принуждают спуститься на пути, причем оба стража держат ее так крепко, что она уже не чувствует своих рук. Всего пять или шесть шагов по еле заметной дорожке вдоль полотна, и все трое исчезают в углублении в стене, чей прямоугольный, отчасти сводчатый вход напоминает обычные укрытия - из тех, что время от времени встречаются в подземных галереях.

Дверь вагона тут же закрывается, и поезд немедленно трогается, дабы продолжить маршрут, прерванный заговорщиками для проведения этой операции, настолько стремительной, что машинисты ничего не заподозрили. Покинув свой командный пост, W произносит "Хоп!" И направляется к банкетке в конце вагона, потирая при этом руки. Дойдя до лже-Бен Саида, он дружелюбно хлопает по плечу владельца длинношерстого пальто, отчего тот вздрагивает. Затем W усаживается напротив и спрашивает, обращаясь к человеку, выдающему себя за мелкого буржуа с гомосексуальными наклонностями, перед которым теперь незачем ломать комедию, утаивая сообщничество, в чем бы оно ни выражалось:

- Ну что, кропаем?

Бен Саид, с великим тщанием занося подробности увиденной сцены в записную книжку с потертой молескиновой обложкой, которую вытащил из кармана, дабы не терять времени, в самый момент ареста, бурчит в ответ что-то нечленораздельное и продолжает испещрять линованную страницу, медленно, но без помарок, крошечными отчетливыми буковками - их ровному построению почти не мешает подрагивание вагона поезда-экспресса.