А Роб-Грийе - Проект революции в Нью-Йорке

Своей неподвижностью он напоминает сейчас восковую фигуру из музея истории преступлений. Лора, встав на четвереньки у окна-двери, смотрит на него уже довольно долго, поскольку линия ее взгляда идет через просветы между двумя блоками платформы. Конечно, было бы очень забавно заставить его поднять глаза, разбив стекло или сделав что-то другое, а потом, неторопливо приподнявшись сантиметров на пятьдесят, показать ему, как у самого основания платформы, между вертикальными прутьями поручней, возникает искаженная гримасой боли отрубленная голова.

Однако, меняя точку опоры, правая рука Лоры, случайно натыкается на один из кусочков стекла, упавших на пол. Поставив колено на самую середину плитки (место, выбранное с большим тщанием, дабы не порезаться), опершись подбородком о другое колено, чью гладкую, напряженную и скользкую кожу ласкают губы, девушка принимается осторожно собирать двумя пальцами и складывать по одному в углубление другой ладони тонкие прозрачные кинжальчики - так медленно и кропотливо, с такими предосторожностями и с таким благоговением, будто это алмазы.

Когда она встает на ноги и смотрит на уходящий вдаль коридор с бесчисленными дверями слева и справа, то не может вспомнить, какая из них ведет в ее комнату, куда ей, между тем, непременно нужно попасть, дабы спрятать в надежном месте стеклянные ножички, которыми она только что обзавелась. Все двери кажутся совершенно одинаковыми, и на вид их больше, чем всегда. Лора наклоняется к первой, пытаясь разглядеть через замочную скважину, что находится внутри, но не видит ничего и не смеет вглядываться долго из-за вязальной спицы маленького лысого человечка. Одним ударом она резко распахивает дверь, которая тормозит на резиновой прокладке и, подрагивая, ползет назад до середины проема. Комната пуста: ни убийцы, ни кровати, ни какой-либо мебели. Лора переходит к следующей.

На пятой двери она попадает в комнату, также лишенную всякой мебели, а, значит, чужую, но которая могла бы быть ее спальней, ибо точно так же выходит окнами на окруженный высокими решетками двор школы для девочек. Впрочем, возможно, это и есть ее комната? У школьниц перемена; сегодня их совсем мало всего навсего шесть, и они играют в жмурки. Как это бывает всегда, за очень редкими исключениями, здесь только цветные девочки в возрасте от двенадцати до четырнадцати лет. У одной из самых младших глаза завязаны бельм шелковым платком, и она движется вперед неуверенным боязливым шагом, приоткрыв рот и выставив вперед напряженные руки, которыми ощупывает пустоту перед собой, словно насекомое усиками-антеннами. Пятеро остальных окружили ее, держа длинные железные линейки с нанесенным на них квадратным сечением, которые, вероятно, входят в число тех предметов, что нужны ученицам на уроках геометрии. Однако сейчас они используют свое оружие скорее как бандерилью на корриде. Приближаясь и отступая, чтобы оставаться в двух-трех шагах от беззащитной подруги, то есть вне досягаемости ее рук, которые, впрочем, кажутся более пугливыми, нежели угрожающими, они медленно кружатся вокруг нее в некоем дикарском танце, безмолвно подпрыгивая и совершая округлые, широкие, ритуальные движения рукой, поднятой над головой: хотя в жестах этих трудно усмотреть какое-либо, пусть даже и символическое значение, они все-таки должны принадлежать к ритуалу некоего религиозного жертвоприношения. Время от времени то одна, то другая, подкравшись поближе, бьет линейкой несчастную девочку, открытую для любых ударов, преимущественно в самые чувствительные части тела и настолько точно, что жертва вздрагивает и порой даже потирает ушибленное место, чтобы смягчить боль.

Все происходит в абсолютной тишине; это монотонная, отлаженная, беззвучная до ватного ощущения игра;

теннисные туфли на каучуковой подошве бесшумно ступают по цементному покрытию двора, а вся группа, находясь в неустанном кружении, постепенно перемещается вправо. По высоте решеток относительно параллелограмма двора Лора осознает свою ошибку: ее комната должна находиться этажом выше.

Итак, она возвращается, размеренно шагая по коридору, к лестничной клетке, где на секунду склоняется, держась за перила напрягшимися, прижатыми к груди руками, согнувшись почти горизонтально, слегка склонив голову и вслушиваясь в звуки, которые могли бы донестись снизу: скрежет ключа в замочной скважине, крадущиеся шаги, шелест книжных страниц. Затем она вновь начинает медленно подниматься со ступеньки на ступеньку, сжимая в левой ладони и обхватив растопыренными пятью пальцами круглые деревянные перила, убегающие вверх. Но, дойдя до площадки следующего этажа, она опять слышит несомненные, хотя и возникающие в воображении, разбуженном памятью, легкие удары, которые время от времени раздаются в этом месте - но в реальности они доносятся не отсюда, а из нежилых комнат последнего этажа, будто кто-то стучит костяшками пальцев по массивной деревянной двери, подавая условленный сигнал, выражая нетерпение или же сообщая шифрованное послание какому-то тайному обитателю дома.