Александр Блок - Возмездие

Что ж стало? - Всё, что быть должно: Рукопожатья, разговоры, Потупленные долу взоры... Грядущее отделено Едва приметною чертою От настоящего... Он стал Своим в семье. Он красотою Меньшую дочь очаровал. И царство (царством не владея) Он обещал ей. И ему Она поверила, бледнея... И дом ее родной в тюрьму Он превратил (хотя нимало С тюрьмой не сходствовал сей дом...). Но чуждо, пусто, дико стало Всё, прежде милое, кругом Под этим странным обаяньем Сулящих новое речей, Под этим демонским мерцаньем Сверлящих пламенем очей... Он - жизнь, он - счастье, он - стихия, Она нашла героя в нем, И вся семья, и все родные Претят, мешают ей во всем, И всё ее волненье множит... Она не ведает сама, Что уж кокетничать не может. Она - почти сошла с ума... А он?

Он медлит; сам не знает, Зачем он медлит, для чего? И ведь нимало не прельщает Армейский демонизм его... Нет, мой герой довольно тонок И прозорлив, чтобы не знать, Как бедный мучится ребенок, Что счастие ребенку дать Теперь - в его единой власти... Нет, нет... но замерли в груди Доселе пламенные страсти, И кто-то шепчет: погоди... То - ум холодный, ум жестокий Вступил в нежданные права... То - муку жизни одинокой Предугадала голова... "Нет, он не любит, он играет, Твердит она, судьбу кляня, За что терзает и пугает Он беззащитную, меня... Он объясненья не торопит, Как будто сам чего-то ждет..." (Смотри: так хищник силы копит: Сейчас - больным крылом взмахнет, На луг опустится бесшумно И будет пить живую кровь Уже от ужаса - безумной, Дрожащей жертвы...) - Вот - любовь Того вампирственного века, Который превратил в калек Достойных званья человека!

Будь трижды проклят, жалкий век!

Другой жених на этом месте Давно отряс бы прах от ног, Но мой герой был слишком честен И обмануть ее не мог: Он не гордился нравом странным, И было знать ему дано, Что демоном и Дон-Жуаном В тот век вести себя - смешно... Он много знал - себе на горе, Слывя недаром "чудаком" В том дружном человечьем хоре, Который часто мы зовем (Промеж себя) - бараньим стадом... Но - "глас народа - божий глас", И это чаще помнить надо, Хотя бы, например, сейчас: Когда б он был глупей немного (Его ль, однако, в том вина?), Быть может, лучшую дорогу Себе избрать могла она, И, может быть, с такою нежной Дворянской девушкой связав Свой рок холодный и мятежный, Герой мой был совсем не прав...

Но всё пошло неотвратимо Своим путем. Уж лист, шурша, Крутился. И неудержимо У дома старилась душа. Переговоры о Балканах Уж дипломаты повели, Войска пришли и спать легли, Нева закуталась в туманах, И штатские пошли дела, И штатские пошли вопросы: Аресты, обыски, доносы И покушенья - без числа... И книжной крысой настоящей Мой Байрон стал средь этой мглы; Он диссертацией блестящей Стяжал отменные хвалы И принял кафедру в Варшаве... Готовясь лекции читать,

Запутанный в гражданском праве, С душой, начавшей уставать, Он скромно предложил ей руку, Связал ее с своей судьбой И в даль увез ее с собой, Уже питая в сердце скуку, Чтобы жена с ним до звезды Делила книжные труды...

Прошло два года. Грянул взрыв С Екатеринина канала, Россию облаком покрыв. Все издалёка предвещало, Что час свершится роковой, Что выпадет такая карта... И этот века час дневной Последний - назван первым марта.

В семье - печаль. Упразднена Как будто часть ее большая: Всех веселила дочь меньшая, Но из семьи ушла она, А жить - и путанно, и трудно: То - над Россией дым стоит... Отец, седея, в дым глядит... Тоска! От дочки вести скудны... Вдруг - возвращается она... Что' с ней? Как стан прозрачный тонок! Худа, измучена, бледна... И на руках лежит ребенок.

Вторая глава <����Вступление>

I

В те годы дальние, глухие, В сердцах царили сон и мгла: Победоносцев над Россией Простер совиные крыла, И не было ни дня, ни ночи А только - тень огромных крыл; Он дивным кругом очертил Россию, заглянув ей в очи Стеклянным взором колдуна; Под умный говор сказки чудной Уснуть красавице не трудно, И затуманилась она, Заспав надежды, думы, страсти... Но и под игом темных чар Ланиты красил ей загар: И у волшебника во власти Она казалась полной сил, Которые рукой железной Зажаты в узел бесполезный... Колдун одной рукой кадил, И струйкой синей и кудрявой Курился росный ладан... Но Он клал другой рукой костлявой Живые души под сукно.

II

В те незапамятные годы Был Петербург еще грозней, Хоть не тяжеле, не серей Под крепостью катила воды Необозримая Нева... Штык све'тил, плакали куранты, И те же барыни и франты Летели здесь на острова, И так же конь чуть слышным смехом Коню навстречу отвечал, И черный ус, мешаясь с мехом, Глаза и губы щекотал... Я помню, так и я, бывало, Летал с тобой, забыв весь свет, Но... право, проку в этом нет, Мой друг, и счастья в этом мало...