Александр Блок - Возмездие

По незнакомым площадям Из города в пустое поле Все шли за гробом по пятам... Кладби'ще называлось: "Воля". Да! Песнь о воле слышим мы, Когда могильщик бьет лопатой По глыбам глины желтоватой; Когда откроют дверь тюрьмы; Когда мы изменяем женам, А жены - нам; когда, узнав О поруганьи чьих-то прав, Грозим министрам и законам Из запертых на ключ квартир; Когда проценты с капитала Освободят от идеала; Когда... - На кладбище был мир. И впрямь пахнуло чем-то вольным: Кончалась скука похорон, Здесь радостный галдеж ворон Сливался с гулом колокольным... Как пусты ни были сердца, Все знали: эта жизнь - сгорела... И даже солнце поглядело В могилу бедную отца.

Глядел и сын, найти пытаясь Хоть в желтой яме что-нибудь... Но всё мелькало, расплываясь, Слепя глаза, стесняя грудь... Три дня - как три тяжелых года! Он чувствовал, как стынет кровь... Людская пошлость? Иль - погода? Или - сыновняя любовь? Отец от первых лет сознанья В душе ребенка оставлял Тяжелые воспоминанья Отца он никогда не знал. Они встречались лишь случайно, Живя в различных городах, Столь чуждые во всех путях (Быть может, кроме самых тайных). Отец ходил к нему, как гость, Согбенный, с красными кругами Вкруг глаз. За вялыми словами Нередко шевелилась злость... Внушал тоску и мысли злые Его циничный, тяжкий ум, Грязня туман сыновних дум. (А думы глупые, младые...) И только добрый льстивый взор, Бывало упадал украдкой На сына, странною загадкой Врываясь в нудный разговор... Сын помнит: в детской, на диване Сидит отец, куря и злясь; А он, безумно расшалясь, Верти'тся пред отцом в тумане... Вдруг (злое, глупое дитя!) Как будто бес его толкает, И он стремглав отцу вонзает Булавку около локтя... Растерян, побледнев от боли, Тот дико вскрикнул...

Этот крик С внезапной яркостью возник Здесь, над могилою, на "Воле", И сын очнулся... Вьюги свист; Толпа; могильщик холм ровняет; Шуршит и бьется бурый лист... И женщина навзрыд рыдает Неудержимо и светло... Никто с ней не знаком. Чело Покрыто траурной фатою. Что' там? Небесной красотою Оно сияет? Или - там Лицо старухи некрасивой, И слезы катятся лениво По провалившимся щекам? И не она ль тогда в больнице Гроб вместе с сыном стерегла?.. Вот, не открыв лица, ушла... Чужой народ кругом толпится... И жаль отца, безмерно жаль: Он тоже получил от детства Флобера странное наследство Education sentimentale. От панихид и от обедней Избавлен сын; но в отчий дом Идет он. Мы туда пойдем За ним и бросим взгляд последний На жизнь отца (чтобы уста Поэтов не хвалили мира!). Сын входит. Пасмурна, пуста Сырая, темная квартира... Привыкли чудаком считать Отца - на то имели право: На всем покоилась печать Его тоскующего нрава; Он был профессор и декан; Имел ученые заслуги; Ходил в дешевый ресторан Поесть - и не держал прислуги; По улице бежал бочком Поспешно, точно пес голодный, В шубенке никуда не годной С потрепанным воротником; И видели его сидевшим На груде почернелых шпал; Здесь он нередко отдыхал, Вперяясь взглядом опустевшим В прошедшее... Он "свел на нет" Всё, что мы в жизни ценим строго: Не освежалась много лет Его убогая берлога; На мебели, на грудах книг Пыль стлалась серыми слоями; Здесь в шубе он сидеть привык И печку не топил годами; Он всё берег и в кучу нес: Бумажки, лоскутки материй, Листочки, корки хлеба, перья, Коробки из-под папирос, Белья нестиранного груду, Портреты, письма дам, родных И даже то, о чем в своих Стихах рассказывать не буду... И наконец - убогий свет Варшавский падал на киоты И на повестки и отчеты "Духовно-нравственных бесед"... Так, с жизнью счет сводя печальный, Презревши молодости пыл, Сей Фауст, когда-то радикальный, "Правел", слабел... и всё забыл; Ведь жизнь уже не жгла - чадила, И однозвучны стали в ней Слова: "свобода" и "еврей"... Лишь музыка - одна будила Отяжелевшую мечту: Брюзжащие смолкали речи; Хлам превращался в красоту; Прямились сгорбленные плечи; С нежданной силой пел рояль, Будя неслыханные звуки: Проклятия страстей и скуки, Стыд, горе, светлую печаль... И наконец - чахотку злую Своею волей нажил он, И слег в лечебницу плохую Сей современный Гарпагон...

Так жил отец: скупцом, забытым Людьми, и богом, и собой, Иль псом бездомным и забитым В жестокой давке городской. А сам... Он знал иных мгновений Незабываемую власть! Недаром в скуку, смрад и страсть Его души - какой-то гений Печальный залетал порой; И Шумана будили звуки Его озлобленные руки, Он ведал холод за спиной... И, может быть, в преданьях темных Его слепой души, впотьмах Хранилась память глаз огромных И крыл, изломанных в горах... В ком смутно брезжит память эта, Тот странен и с людьми не схож: Всю жизнь его - уже поэта Священная объемлет дрожь, Бывает глух, и слеп, и нем он, В нем почивает некий бог, Его опустошает Демон, Над коим Врубель изнемог... Его прозрения глубоки, Но их глушит ночная тьма, И в снах холодных и жестоких Он видит "Горе от ума".