Джером Сэлинджер - Опрокинутый лес

Дело было в октябре. Я поступил в университет.

Судя по интонации, рассказ Форда то ли близился к концу, то ли уже завершился. Он улыбнулся Корин.

- Ты все еще похожа на школьницу, Корин. Посмотри на свои руки.

Корин, как примерная ученица, сидела, сложив перед собой руки на столе.

- Видишь ли... - вдруг сказал он и замолчал.

Корин не пришла на выручку. Форд был вынужден договорить.

- Видишь ли, - повторил он, не сводя глаз с ее сложенных рук, - семь с половиной лет в моей жизни не было ничего, кроме поэзии. А до этого, он замялся, - годы и годы неустроенности. Еще - недоедание. Ну и "Мальчики-разбойники". - Форд опять замолчал, и Корин подумала, что он решил прямо сказать о том, что ему приспособиться к жизни было труднее, чем другим. Но он снова стал излагать факты. Говоря о себе, он избегал поэзии.

- Я никогда не брал в рот спиртного, - сказал он очень спокойно, словно признался в чем-то совсем заурядном. - Не потому, что моя мать была алкоголичкой. Я и не курил. Когда я был совсем маленький, кто-то сказал мне, что от алкоголя и табака притупляются вкусовые ощущения. По-моему, я до сих пор остаюсь в плену детских предрассудков. - Тут Форд выпрямился. Движение было едва заметное. Но от Корин оно не укрылось. Форд впервые показал, что следит за собой. Он тем не менее продолжал дальше, причем без натуги. - До сих пор, покупая билет на поезд, я удивляюсь, что должен платить полную цену. Я чувствую, что меня провели, надули, когда у меня в руке обычный взрослый билет. Мне было пятнадцать, а мать все еще говорила кондукторам, что мне нет двенадцати.

Мельком взглянув на часы, Форд заметил:

- Мне, к сожалению, пора, Корин. Был очень рад повидать тебя.

Корин откашлялась,

- Ты можешь... можешь прийти ко мне домой в пятницу вечером? торопливо спросила она и добавила: - У меня будут самые близкие друзья.

Если раньше Форд и не успел понять, что Корин любит его, то сейчас наверняка понял и окинул ее быстрым взглядом, который весьма трудно описать, но зато легко проанализировать задним числом. Этот взгляд не содержал открытого предостережения, но все же намекал: "Не стоит ли поосторожней? Со мной, и вообще?" Совет мужчины, любившего что-то, сейчас не существенное, или подозревающего самого себя в добровольной или вынужденной утрате неких свойств, имеющих необычайное, почти мистическое значение.

Корин пренебрегла взглядом и полезла в сумку.

- Я напишу адрес, - сказала она, - пожалуйста, приходи. Конечно, если можешь.

- Обязательно приду, - согласился он.

Неделя, потянувшаяся в ожидании новой встречи с Фордом, показалась Корин необычной и утомительной, - она с волнением, но охотно занималась переоценкой собственной внешности, в результате чего сочла свой красивый, с высокой переносицей нос слишком крупным, а ладную, пропорциональную фигуру - костистой и безобразной. Она все время читала стихи Форда. Обеденный перерыв она неизменно проводила в цокольном этаже у "Брентано", разыскивая литературные журналы, которые могли поместить на своих страницах стихи или статьи о стихах ее возлюбленного. После работы она доходила до того, что читала со словарем получившее теперь известность, а когда-то не к месту опубликованное во французском дамском журнале "Madame Chic" [ "Мадам Шик" (фр.) ], эссе Жида о Форде - "Chanson... enfin" [ "Песня... наконец" (фр.) ].

В десять часов того самого вечера, когда Форд должен был прийти, у Корин зазвонил телефон. Попросив кого-то приглушить патефон, она выслушала его извинения: Форд сказал, что не сумел выбраться. Он объяснил Корин, что работает.

- Понимаю, - ответила она и затем, не удержавшись, спросила: - а ты еще долго будешь работать?

- Не знаю, Корин. Я только разошелся.

- А-а, - протянула она.

Форд спросил:

- А вечеринка у тебя еще не скоро кончится?

- Это не вечеринка, - возразила Корин.

- Ну неважно. Друзья пока не расходятся?

Корин заставила друзей сидеть до четырех утра, но Форд не появился.

Он, правда, снова позвонил, назавтра, в полдень. Вначале домой, а потом на работу, по номеру, который дала ему горничная.

- Корин, мне ужасно жаль, что вчера так вышло. Я проработал всю ночь.

- Все в порядке.

- Ты можешь со мной сегодня пообедать, Корин?

- Да.

Тут я могу использовать два испытанных голливудских приема. Календарь, с которого невидимый электрический фен сдувает листки. И великолепное бутафорское дерево, которое, расцветая в две секунды, превращает лютую зиму в пьянящую раннюю весну.

В продолжение четырех следующих месяцев Корин и Форд виделись раза три в неделю, не реже. Всегда в жилых кварталах города. Всегда среди навесов третьеразрядных кинотеатров и почти всегда над пиалами с китайской едой. Корин это не смущало. Не смущало ее и то, что их вечерние свидания почти всегда - за редким исключением - заканчивались около одиннадцати, в этот час Форд, у которого был режим, испытывал потребность вернуться к работе.