Вольфдитрих Шнурре - Когда отцовы усы еще были рыжими

- Так почему, - с упреком выкрикнул отец, - вам, не долго думая, не сбросить с себя это ярмо?

Старичок, видимо, никогда об этом не думал. Ошарашенный, он уставился на отца.

- Да, - - немного помедлив, протянул он, - почему бы и нет? - И сразу же испуганно воскликнул: - Нет! Арендный договор...

- Перепишите его, - ликуя, перебил старичка отец.

- А на кого? - спросил тот. - Кто захочет в наши дни поступить на эту должность?

Отец погладил себя по подбородку, рука его дрожала.

- Н-да, - с усилием выговорил он, - тут вы действительно затронули весьма щекотливый вопрос.

Это был самый волнующий разговор, - который отец когда-либо вел в моем присутствии. Я понятия не имел, как он применит свои дипломатические способности; хотя если речь шла о других, у него всегда было наготове нечто из ряда вон выходящее. Но если дело касалось его самого, то он в лучшем случае пожимал плечами. Сейчас я пожалел только, что с нами нет Фриды. Вероятно, отец кое в чем разочаровал ее, а этот разговор мог бы научить ее им восхищаться.

Беседа явно затягивалась.

К полудню отец так настроил старичка, что тот уже собрался бежать в наблюдательный совет и швырнуть им под ноги свой договор.

- То, чем я здесь занимаюсь, унизительно! - кричал он. - И за это еще надо платить!

Отец всеми силами пытался его успокоить. А потом выложил на стол свой козырь.

- Боже! - вскричал он, хлопая себя по лбу. - У меня идея! Есть для вас замена!

У старичка от волнения стала трястись голова.

- Есть... это... Правда?!

- Ну как же я мог забыть! - кричал отец. - Бруно, мальчик, почему же ты не напомнил мне об инспекторе Вилли Кнузорске?!

- Господи помилуй! Конечно! - воскликнул я. - Ты совершенно прав!

Далее все разворачивалось с поразительной быстротой. Всего за какой-нибудь час был составлен окончательный вариант предварительного договора со старичком. Параграф первый гласил: в день своего рождения, то есть пятнадцатого февраля, Вилли займет свой пост; параграф второй обязывал старичка взять к себе козу Вилли и построить для нее зимний сарайчик, а в параграфе третьем было записано, что старичок, которого, впрочем, звали Эрвин Йеллинек, предоставит Вилли (предварительно заручившись согласием хозяйки) свою, находящуюся неподалеку, меблированную комнату.

Остаток дня господин Йеллинек угощал нас спиртным. Потом он предложил отцу перейти на "ты", и мы, насколько нам это удалось, пошли провожать его до трамвая, так как он решил закончить этот радостный день не в опостылевших меблирашках, а непременно в своем домике в Хоэншенхаузене.

- Честное слово, Отто, - бормотал он через плечо кондуктора, мешавшего ему выпасть из вагона, - я уже давно не был так счастлив, как сегодня.

- Я тоже, Эрвин, - кричал отец, махая вслед исчезающему в метели трамваю.

Теперь прежде всего надо было посвятить в наш план Фриду. Потому что отец ни в коем случае не хотел, чтобы создалось впечатление, будто он подыскал это место для Вилли только с целью совсем отвлечь его от Фриды. Но сколько мы ни искали, Фриды нигде не было.

- Господи, - сказал я, когда мы в который уже раз грелись в продуктовом отделе универсального магазина Титц, где иногда проводилась бесплатная дегустация бульона, - лишь бы она не приняла слова Вилли близко к сердцу и...

- Ну, знаешь ли! - сказал отец. - Она же не была в него влюблена!

- Нет? - удивился я.

- Оставь этот многозначительный тон! - раздраженно воскликнул отец.

- Во всяком случае, она очень обиделась, - сказал я. Отец в волнении грыз усы.

- Это уже звучит иначе. Не забывай, - сказал он, - что Фрида вовсе не раба своих чувств, она вполне разумный человек.

- Прекрасно, - отвечал я, - тогда поищем ее в конторе.

И правда, она оказалась там. На столе стояла огромная пепельница, а в ней, наверно, штук двадцать окурков. Перед Фридой высилась такая гора листовок и газет, что узнать ее можно было только по заплатке на левом локте ее спортивной куртки.

- Вот тебе и на, - сказал отец, - ты куришь? Фрида пробормотала, что это бесплатные сигареты.

- Ага, - выдавил из себя отец.

Сперва он завел речь о прекрасной февральской погоде, потом перешел на трудности, которые уготованы человеку в комнате, где топится только бочка из-под дегтя и где всегда такая уютная средняя температура.

- Если ты имеешь в виду бочку из-под дегтя в известной нам землянке, перебила его Фрида, - то, увы, должна тебе сказать, ты выбрал тему, оставляющую меня глубоко равнодушной.

- А как же, - спросил отец, непривычно выпрямившись, - подобное равнодушие согласуется с твоим социалистическим образом мыслей?