Доди Смит - Я захватываю замок

В свете фонаря дно каменного «колодца» выглядело необычно. Длинные, истосковавшиеся по солнцу побеги белели в темноте, словно прожилки листьев. Ножки старой железной кровати странно торчали в стороны — видимо, расползлись под весом отца. Рядом лежал предусмотрительно раскрытый зонт. Хвала Небесам! Значит, умом отец не тронулся. Еще больше я возликовала, заметив на столе четыре стопочки листов, аккуратно придавленные камнями.

Мы тихо закрепили лестницу. Топаз чуть не приплясывала от нетерпения. Спускаться ей пришлось не «по-ангельски», вперед спиной, зато внизу она быстро вошла в роль.

— Мортмейн! — высоко подняв фонарь, вскричала мачеха. — Я тебя спасла! Это Топаз, Мортмейн! Ты свободен!

Отец подскочил как ужаленный.

— Боже! Где?.. Что случилось?!

Топаз бросилась его обнимать. Под двойным весом ножки кровати разъехались еще дальше, матрац провалился, и спинки чуть не сомкнулись «домиком».

Задыхаясь от смеха, мы с Томасом скатились вниз по каменным ступеням к Саймону. В башне стоял невообразимый гвалт: отец чертыхался и хохотал, Топаз что-то ворковала утробным голосом…

— Может, нам лучше уйти? — предложил Саймон.

— И правда, — согласилась я, а Томасу шепнула: — Пусть ломает комедию в свое удовольствие.

Мы остались ждать их в саду; вскоре вниз по насыпи заскользил огонек фонаря. Саймон тактично удалился в машину.

— Нам тоже испариться? — спросил брат.

— Нет уж. Покончим с этим сейчас.

Мы помчались навстречу отцу и мачехе. Пересеклись на мосту. Цепко держа отца под руку, она, точно маленький лорд Фаунтлерой, все твердила:

— Смелее, Мортмейн, опирайся на меня…

— Папа, ты как?! — сияя улыбкой, крикнула я.

— A-а, мои драгоценные тюремщики! — устало отозвался он. — Ничего, думаю, выживу. Если только Топаз прекратит нянчиться со мной, как с обреченным на заклание.

На пороге кухни мачеха пропустила отца вперед и, крепко схватив меня за локоть, прошептала:

— Беги в башню, проверь, что он написал.

Обожаю ее приступы здравомыслия!

Мы бросились к башне. Как хорошо, что я забыла отдать фонарик Саймону!

— Боже, меня прямо колотит от волнения… — Я окинула взглядом стол. — Когда-нибудь опишу этот миг в папиной биографии.

Томас снял камень с первой стопки листов.

— Смотри, начало! — Луч фонаря высветил крупную надпись «Раздел А». Брат сорвал верхнюю страницу… и потрясенно охнул.

Весь лист был исписан крупными, по-детски корявыми, печатными буквами: «РАЗ-ДВА-ТРИ-ЧЕТЫРЕ-ПЯТЬ, ВЫШЕЛ ЗАЙЧИК ПОГУЛЯТЬ, РАЗ-ДВА-ТРИ-ЧЕТЫРЕ-ПЯТЬ, ВЫШЕЛ ЗАЙЧИК ПОГУЛЯТЬ…» И так до конца страницы.

— Томас! — простонала я. — Мы свели его с ума!

— Чепуха! Слышала, как он разговаривал? Вполне рассудительно…

— Просто он понемногу начал приходить в себя. Сам же видишь! — Я в отчаянии ткнула пальцем в бессмысленную писанину. В душе шевельнулось смутное воспоминание. — Погоди-ка… Не помнишь, что я крикнула ему в первый вечер, когда плакала под дверью? «Пиши что угодно. Пусть даже „Вышел зайчик погулять“».

— Вот он и записал!

Томас переворачивал страницы одну за другой. «ТУТ ОХОТНИК ВЫБЕГАЕТ, ПРЯМО В ЗАЙЧИКА СТРЕЛЯЕТ…» И снова прописными буквами.

— Точно, впал в детство, — в ужасе запричитала я. — А все мы! Спровоцировали раньше времени старческое слабоумие…

— Успокойся! Видишь? Уже лучше. Взрослеет потихоньку, — сказал брат и перевернул новую страницу. Та была исписана ровным изящным почерком.

— А эт-то что за?.. Боже милостивый, он составлял головоломки!

Сначала шел простенький акростих, затем ребус, четверостишия с зашифрованными названиями животных и загадки — совсем как в старом сборнике сказок.

На последнем листе мы прочитали следующее:

«Изучить:

образцы старых прописей,

детскую энциклопедию,

составные картинки,

игрушки в Лондонском музее».

— По-моему, ничего безумного, — заметил Томас. — Точно тебе говорю: писанина со смыслом.

Только я ему не поверила. Хорошо, допустим, отец не повредился рассудком, но эти загадки-головоломки — просто развлечение! Способ убить время. Он так же играет с энциклопедией!

Мы занялись «Разделом Б».

— Что ж, тут уже никакого ребячества… — задумчиво проговорил брат спустя несколько секунд. — Хоть я ни черта и не понимаю.

Я растерянно разглядывала пронумерованные предложения, каждое длиной в две-три строчки. Стихи? Сочетания слов мне понравились; звучали они загадочно, но в них чувствовался смысл. Ликование было недолгим.