Доди Смит - Я захватываю замок

— Надо принести ему на ночь пижаму и халат, — прошептала я Томасу.

Отец меня услышал.

— Если вы оставите меня здесь на ночь, — запрокинув голову, сказал он, — то я сойду с ума. Я не шучу, Кассандра. Замкнутое пространство, давящие со всех сторон стены… я и забыл, как это ужасно. Знаешь, что происходит с людьми, запертыми в тесную клетушку? Слыхала о клаустрофобии?

— У тебя уйма пространства. Сверху, — как можно тверже ответила я. — К тому же в караульне от клаустрофобии ты не мучился.

— Там я запирался сам! А когда тебя запирает другой, ощущения совсем иные. — Его голос сорвался. — Вы, чертовы психи, выпустите меня немедленно! Выпустите!!!

Очень жутко! Но Томас и глазом не моргнул. Молча выудив корзину, он вытащил обеденные тарелки и сложил ужин. Видимо, догадавшись, что я слабею, брат шепнул:

— Нужно довести дело до конца. Предоставь это мне.

Корзина поплыла вниз.

— Мы выпустим тебя, когда ты хоть что-то напишешь. Скажем, страниц пятьдесят, — спокойно сказал Томас.

— Да на пятьдесят страниц у меня уходило не меньше трех месяцев! И это на пике вдохновения! — еще более надтреснутым голосом выпалил отец и, рухнув в кресло, обхватил голову руками.

— Может, достанешь ужин? — предложил брат. — Сначала лучше вынуть кофейник.

Отец поднял на нас глаза, лицо его побагровело. В один прыжок он очутился у корзины, и в следующую секунду над моей головой пролетела тарелка. Следом просвистела вилка. Мы быстро захлопнули дверь. По ту сторону, ударяясь о дубовые доски, со звоном разлеталась на осколки посуда.

Я села на ступени и зарыдала.

— Господи, Кассандра! — прохрипел отец. — Тебя задело?

Прильнув к щели, я крикнула:

— Нет, я цела и невредима! Но, пожалуйста, прошу, не бей тарелки, съешь сначала ужин! Ну почему бы тебе хоть что-то не написать? Попробуй! Пусть даже «раз-два-три-четыре-пять, вышел зайчик погулять». А там и вдохновение придет.

И еще горше залилась слезами. Томас потянул меня за руку и повел вниз.

— Не стоило с ним так… — рыдала я по пути к замку. — Выпущу его ночью, даже если он нас убьет.

— Не выпустишь. Вспомни клятву: не отступать, если хоть один из нас не согласен. Я пока настроен решительно. Посмотрим после ужина, как он.

Когда начало смеркаться, брат приготовил отцовскую пижаму, халат и зажженный фонарь.

На насыпи царила тишина.

— Томас, а вдруг он размозжил голову о стену?! — в ужасе прошептала я.

И тут до нас донесся слабый — столь ободряющий — аромат сигары.

Мы осторожно открыли дверь. Отец сидел за столом. Услышав скрип, он быстро обернулся: в одной руке карандаш, в другой сигара.

— Блестящая идея! Сработало! — хрипло, но радостно прокричал он. — Свершилось чудо! Я начал роман!

— Замечательно! — ахнула я.

— Великолепно, — спокойно проронил Томас бесцветнейшим голосом. — Можно взглянуть, что ты написал?

— Разумеется, нет! Вы не поймете ни слова. Но я начал, честное слово. А теперь выпустите меня.

— Уловка… — шепнул брат.

— Сколько страниц ты написал? — спросила я.

— Э-э-э… не очень много… Час назад начало темнеть, а нужен свет.

— С фонарем дела пойдут веселее, — Томас начал спускать фонарь.

Отец снял его с веревки и убедительнейшим тоном проговорил:

— Томас, даю слово, я работаю. Смотри! Видишь? — Он поднес к свету лист бумаги и тут же его отдернул. — Кассандра, ты сама пишешь! Знаешь, на что похож первый набросок. Черновик обычно, скажем, не впечатляет. Черт, я ведь начал только после ужина! Кстати, отличный ужин, спасибо. Давайте скорее лестницу… Хочу добраться до караульни и засесть на ночь за роман.

— Лучшего места, чем башня, для работы не придумать, — ответил брат. — Переход до караульни собьет весь настрой. Вот пижама, халат… Лови! Я приду рано утром. Спокойной ночи! — Он закрыл дверь и твердо взял меня под локоть. — Идем, Кассандра.

И я послушно дала себя увести.

Я верила отцу, верила, что наше «лекарство» подействовало, но эффект следовало закрепить. Отец явно находился в здравом уме, твердой памяти и контролировал себя; в таком расположении духа его можно было спокойно оставить на ночь в башне.

— Неплохо бы устроить дежурство, — задумчиво проговорила я. — Вдруг он подожжет постель или еще что случится?

Дежурить решили в две смены. После короткого беспокойного сна ровно в два я сменила Томаса. Бегала к башне каждый час; примерно около пяти услышала слабое похрапывание.

В семь разбудила брата. Хотела пойти к отцу вместе с ним, но пока была в туалете, он улизнул. Встретились уже на мосту, когда Томас шел обратно. Брат заверил, что с отцом все в порядке; ведру горячей воды наш узник, по его словам, очень обрадовался.