Лев Вершинин - Два веса, две мерки [Due pesi due misure]

Встаю из-за стола, поднимаю окурок, гашу его в пепельнице вместе со своим, делаю пару шагов и распахиваю дверь чуланчика.

— Этот? — спрашиваю.

Огреза подносит ладонь ко рту, таращит свои глазищи и слегка наклоняет голову. Потом облегченно выдыхает весь накопившийся в легких воздух.

— Просмотр увесистой корреспонденции я отложил на вечер, — говорю. — Но если хотите, могу и сейчас…

С этими словами я направляюсь к холодильнику, но на втором шаге кто-то хватает меня за лацканы пиджака. Останавливаюсь, смотрю вниз и вижу зеленые глаза Огрезы в восьми сантиметрах от своего подбородка.

— Прошу вас, не открывайте, — молит она. — Прошу вас, не сейчас. Сначала я должна вам все рассказать, а когда уйду, тогда и откроете. Но не раньше, прошу вас!

Вижу руки, вцепившиеся в лацканы пиджака, и судорожно сжатые пальцы.

Потом Огреза прицеливается и губами впивается точно в мои губы.

Весит она, верно, не больше пятидесяти двух килограммов, но я не уверен, что лацканы сами по себе смогут выдержать такой вес, поэтому приходится обнять малютку за талию — так им будет легче.

Огреза первая переводит дыхание. (Я под водой могу пробыть без маски пять минут). Она разжимает руки и откидывает голову назад. Мои губы свободны, и я выпаливаю:

— Если ты это хотела мне сказать, то продолжай рассказ, крошка.

— Простите, — говорит она, — мне пришлось вас остановить и… мне очень неприятно.

— А мне приятно, — говорю, — всякий раз, когда захочешь меня остановить, сразу же останавливай.

— Не открывайте холодильник, пока я здесь.

— Почему?

Она склоняет головку мне на грудь и шепчет в карман пиджака:

— Там внутри — футболист.

Я наморщил лоб, прикрыл глаза и затаил дыхание.

Вообще-то я хорошо расслышат каждое слово, но все-таки хочу удостовериться.

— Что находится внутри холодильника?

— Футболист, — повторяет она.

— Иными словами, игрок в футбол?

Она кивает головой и начинает рыдать, обняв мой галстук.

— Не хочу больше его видеть, — всхлипывает, — прошу вас, дайте мне уйти, прежде чем, прежде чем…

Беру ее за плечи и отрываю от галстука.

— Послушай, малышка, — говорю, — если я верно понял, ты послала мне холодильник с футболистом?

Она кивает.

— Мертвым? — спрашиваю.

Огреза судорожно глотает воздух и смотрит в пол.

— С разбитой головой, — сообщает она между двумя всхлипами.

Чувствую, что кровь во мне забурлила.

— А кто ее разбил? — спрашиваю.

— Не знаю, — отвечает она, — когда я открыла дверцу, он уже был там.

— Ну а где был холодильник?

— В моем доме, — говорит она.

— Ты нашла футболиста с проломленной головой в холодильнике у себя дома?

Она снова кивает.

Теперь вся кровь стучит мне в виски.

— А ты взяла и закрыла дверцу и потом отправила мне холодильник с футболистом, которому проломили голову?

— А что мне было делать? — шепчет она.

Беру ее за пояс и швыряю в зеленое кожаное кресло.

— Слушай меня внимательно, малышка, — сквозь зубы говорю я ей, — не желаю иметь никакого дела с содержимым холодильника. Сейчас ты его заберешь и отвезешь домой вместе с футболистом. Понятно?

Она закрывает глаза руками, но я их отнимаю и прижимаю к ее коленкам.

— Слушай меня еще внимательней, малышка, — повторяю я. — Если у тебя под прической есть хоть грамм серого вещества, ты должна была сообразить: когда в холодильнике обнаруживают футболиста с проломленной головой, то сразу звонят в полицию. Ясно тебе? Понимаешь хоть, что ты натворила? Неужто ты не слышала, что человек, нашедший убитого, должен оставить все как есть, ничего не трогать и даже не ходить, а парить в десяти сантиметрах от пола?

Она широко раскрывает глазищи.

— Но я ничего и не трогала, — лепечет она с таким невинным видом, что меня так и подмывает надавать ей пощечин. — Ничего, клянусь. Я закрыла холодильник и отправила вам все как есть.

С трудом сдержавшись, я судорожно набрасываюсь на бутылку «бурбона», ведь все красные кровяные шарики прилили к голове, и надо дать им отток.

Наполняю стакан до краев и осушаю его залпом.

Красные кровяные шарики вместе с виски текут в живот.

— Хорошо, — говорю, — однако у меня нет ни малейшего желания быть твоим сообщником в этой идиотской истории. Весьма сожалею, но придется мне позвонить в полицейское управление и вызвать господ из отдела особо важных преступлений.

Протягиваю руку к телефону, но Огреза меня опережает: вскакивает с кресла — и хвать за провод.