Лев Вершинин - Два веса, две мерки [Due pesi due misure]

Но такое положение длилось недолго. Теперь, я замечаю, о доме на море принято говорить пренебрежительно: и скучно-то в нем, и лица-то все примелькались, а вы где проводите отпуск в этом году? Не успел один друг прибыть с семьей ко мне на взморье, как тут же спросил:

— А ты едешь куда-нибудь на море?

— Вы для меня загадка, — сказала мне одна синьора. Она, правда, занимает мансарду, но у нее забронировано место для поездки на Эльбу и к тому же обеспечен двухнедельный отдых на Коста-Брава. Загадочным было для нее, скорее всего, то, как мне удается выносить эту скуку, примелькавшиеся тенты, раскаленный песок и монотонные, словно фотокарточки, отпечатанные с одного и того же негатива, дни. Я вежливо пожал плечами: разве ей объяснишь, что все те вещи, которые ее так раздражают, для меня настоящий отдых. Это и пухлая пачка газет под тентом, и мужчина, вечно мерзнущий, то и дело повторяющий «я ухожу», и господин, который каждый раз, если я мокрый прохожу мимо, спрашивает: «Ну, как вода?», и рыбак, жарящий мне на костре рыбу, и сама рыба, обжигающая пальцы.

Мне нравится такое времяпрепровождение, если не совсем глупое, то по крайней мере беззаботное: без итальянско-суахильского разговорника, без противохолерных прививок, без таблеток для обеззараживания воды, без почтовых открыток, без одержимости двадцатиминутным «шопингом», который объявляется руководителем экскурсии, без кинокамеры, без необходимости рассчитывать действие слабительного, чтобы на следующее утро в автобусе, отходящем в четыре утра, не оказаться в глупом положении.

Не стал я объяснять синьоре и куда более сложные вещи — ей не понять, что безмятежный, не запрограммированный отдых тянется дольше. Ведь мы всю жизнь чего-то ждем: исполнения надежд, какого-нибудь рокового ответа, приближения важной даты, отъезда, возвращения. Мне так надоело убивать годы на бесцельное ожидание, а здесь я совсем ничего не жду, смиряюсь с тем, что дни проходят впустую и оттого кажутся намного длиннее.

Я отказываюсь объяснять свою наивную философию, позволяющую мне наслаждаться отдыхом на этом пляже, где ничего не случается, и спокойно смотреть, с каким возбуждением мои знакомые, которым здесь не по себе, разъезжаются в разные края. Дом на море, очевидно, удел нищих духом: там можно проскучать дней двадцать, когда ни на что другое нет денег. Пляжи на Майорке значительно скучнее: толпы народу, ступить негде. Августовские одиссеи подчас тоже невыносимы. Но муки застрявших в аэропорту, парализованном забастовкой, ничто по сравнению с переживаниями тех, кому в разгар августа не остается ничего иного, как потягивать в одном и том же кафе свой аперитив, или с кошмаром тех, кому в начале сентября нечего будет рассказать о проведенном отпуске.

Нужны крепкие нервы, чтобы никуда не ездить. Одна девица мне призналась: уже с июня ей не дают покоя — что ты будешь делать, ты решила, куда ехать? По своей слабости ей пришлось остановить выбор на круизе по Эгейскому морю. Скучища жуткая! Одна молодая пара, измученная бесконечными отъездами знакомых и безуспешным выпрашиванием в туристских агентствах двух мест в любом направлении, предпочла тайком вернуться в Милан. Безоблачный отдых в собственном домике на берегу моря дается не каждому.

Когда появились первые наручные часы с загорающимися цифрами на микротабло, я воспринял их как способ отличиться от других. Всегда ведь найдутся желающие привлечь к себе внимание. Например, некоторые автомобилисты вместо обычного сигнала предпочитают маршеобразный пассаж из фильма «Мост через реку Квай». Что же удивительного, если кому-то нравится в ответ на вопрос: «Который час?» — нажать кнопку и на минуту заворожить остальных.

Но теперь ситуация меняется. Часы со световым индикатором, похоже, станут событием века. Через несколько лет, по предсказанию экспертов, почти треть часов, производимых в мире, будет относиться именно к этой разновидности. Цена их может опуститься до 15 тысяч лир, преимущество перед обычными часами будет состоять в большей простоте обращения (достаточно приобрести небольшую электробатарейку, действующую в течение года) и в высочайшей точности (максимальное отставание или забегание вперед — сто секунд ежегодно).

Все это очень грустно. За пределами зала ожидания аэропортов и вокзалов, где каждая минута отмечается шорохом металлических планок на табло, я воспринимаю только время, указываемое стрелками часов. Час, спрессованный в виде цифры, — это бюрократическая выдумка.