Лев Вершинин - Два веса, две мерки [Due pesi due misure]

При этом мишенью для речей парламентария служит, конечно, старая школа с ее сословными привилегиями, с ее системой зубрежки и сочинениями на аттестат зрелости, в которых восемнадцатилетние недоросли вынуждены утверждать, что «достижение европейского идеала неотделимо от требования защиты непреходящих ценностей, являющихся выражением всеобщего нерушимого достояния». Подобное пустословие справедливо встречалось в штыки. И вместо этого ничего не значащего трезвона ученик-парламентарий предпочитает бить в другие колокола, несравненно более современные.

В рубрике, посвященной жизни лицея имени Ферми в Болонье, я прочитал выступление одного из делегатов школьного совета. Быть может, не стоило бы ограничиваться одними протестами по поводу грязных туалетов, а, напротив, заняться фундаментальными задачами обновления школы. В числе зол, от которых так страдает наша страна, — то, что граждане не участвуют в решении проблем, которые их непосредственно касаются. И тем не менее школьнику-парламентарию не терпится донести до потомков, что «необходимо, следовательно, постулировать вовлечение родителей и различных деятелей культуры при активном содействии снизу в работу по проверке степени разработки типовых моделей, к которым в конечном счете обращается перестройка школы как составное звено процесса нравственного, гражданского и культурного обновления страны».

В приступе внезапной ярости я отыскал в телефонной книжке номер школьника-парламентария и прямо спросил его, почему он не начнет обновление школы с перехода на другой язык, отличный от принятого среди политических деятелей за последние тридцать лет, почему он не пишет так, как говорит. Но я вынужден был убедиться, что говорит он так же, как и пишет. Он быстро свел со мной счеты, заявив, что «переводить разговор, по существу, на рельсы формальных модальностей — это типичный пережиток пренебрежительного отношения к делу».

Цитаты из деклараций общих собраний, сообщений руководящих комитетов захлестывают также среднюю школу: лозунг майских событий во Франции «управлять творчески» превратился у нас в набор бюрократических формул и консервативных штампов. С вытеснением старого словоблудия, с помощью которого утверждалось, что ощущение смерти в романе Мандзони должно анализироваться в свете гражданского долга, являющегося отличительной чертой подобной тематики и т. п., утверждается новое краснобайство отпечатанных на ротаторе листовок. Тридцатью словечками можно вполне обойтись при проведении целого митинга. Вот и получается, что в новой школе, где так мало занимаются переводом из Тита Ливия, процветает перевод с языка листовок.

Школьник-парламентарий моментально схватывает разницу между «организацией встречи» и «проведением коллективного мероприятия для свободного обмена мнениями». В подобных выражениях он понаторел еще в школе, готовясь к будущим пророческим откровениям. Только у нас в стране назначенный парламентом министр может заявить в микрофон из Квиринальского дворца, что «после соответствующей проверки условий, считавшихся обязательными для осуществления порученной ему миссии, он рад отказаться от выдвинутых ранее оговорок». И наши проницательные граждане с ходу понимают, куда он клонит: соглашение не достигнуто, готовится новое правительство. Старая ли, новая ли школа — вечно жив курилка.

Перевод Г. Смирнова.

Дом а на этом побережье Адриатики появились несколько лет назад, когда всех охватила строительная лихорадка: у кого карман был набит потуже, соорудил себе небольшой Версаль из десяти комнат, трех сортиров и Венеры Милосской в саду; малоимущие обратились в кассу взаимопомощи и отвоевали себе пространство в блочных домах в виде мини-квартир, мансард, отдельных комнат. Против тесноты было придумано гениальное средство — все, даже электропосудомойки, превращалось в кровати.

Владельцы «особняков», вернее, двадцати квадратных метров (со складным унитазом, убирающимся в декоративный шкаф), гордились собственным домом на море. Вспоминаю тогдашние разговоры: — Не прошло и десяти дней, как бывший владелец, продавший мне дом, предложил выкупить его обратно и доплатить два миллиона: дальнейшее-то строительство на участке запрещено. Я прикинул в уме — если переехать с семьей в гостиницу, то платить придется не меньше трех миллионов. Мне необыкновенно повезло с этим домом на море!