Лев Вершинин - Два веса, две мерки [Due pesi due misure]

Около десяти вечера я минут пятнадцать пытался дозвониться приятелю. Не успел я набрать последнюю цифру, как стал невольным участником чьей-то беседы, потом второй, третьей, и вскоре началась полнейшая неразбериха. Это была как бы общая беседа в темноте: каждый внезапно вступал в нее и столь же внезапно пропадал, так и оставаясь неузнанным. Поэтому все говорили без обычного притворства и стеснения, и очень скоро создалась атмосфера общего веселья и легкости, свойственная, верно, удивительным и буйным карнавалам прошлого, эхо которых донесли до нас старинные легенды.

Вначале я услышал голоса двух женщин, беседовавших — не правда ли, странно… — о нарядах.

— Ничего подобного, я ей говорю: мы же условились — юбку вы мне сошьете к четвергу, сегодня уже понедельник, а юбка все еще не готова. Знаешь, что я ей сказала: дорогая синьора Броджи, оставляю юбку вам, носите себе на здоровье, если она вам подойдет…

У женщины был тоненький, писклявый голосок, и она тараторила без передышки.

— Умнее не придумаешь! — ответил ей молодой, приятный и нежный голос с эмильянским акцентом. — И что же ты выиграла? Пожалуй, она еще словчит и материал тебе подменит. От этой особы всего можно ожидать.

— Ну это мы еще посмотрим! Ты себе не представляешь, как я разозлилась, я была просто вне себя от ярости. Ну можно ли стерпеть подобную наглость! Ты, Клара, когда пойдешь к ней, прошу тебя, скажи ей прямо в глаза, что так не обращаются с клиентами, — сделай такое одолжение. Кстати, Коменчини тоже больше не собирается у нее шить, потому что она испортила ей красный труакар. В нем бедняжка Коменчини на пугало похожа Вообще с тех пор, как эта особа стала модной, она совсем распоясалась. А помнишь, еще два года назад она юлила перед нами, рассыпалась в комплиментах и уверяла, что просто счастлива шить для таких элегантных дам, а теперь, видите ли, с нее самой надо пылинки сдувать. Она даже говорить стала по-иному, ты заметила, Клара? Заметила, да? Завтра иду к Джульетте, и мне просто нечего надеть. Что ты мне посоветуешь?

— Полно, Франкина, да ведь у тебя гардероб ломится от платьев, — спокойно ответила Клара.

— Что ты, все это — дикое старье: последний костюмчик я сшила еще прошлой осенью, помнишь, такой хорошенький, фисташкового цвета. К тому же мне…

— Знаешь, а я, пожалуй, надену зеленую широкую юбку и черный джемпер. Черное всем к лицу. А ты как думаешь?.. Может, все-таки лучше надеть шелковое платье? Ну то, новое, серое. Хотя оно скорее вечернее, тебе не кажется?

В этот момент ее перебил грубый мужской голос:

— Вам бы лучше, синьора, обрядиться в платье цвета выжатого лимона, а на голову напялить мамину шляпу с лентами.

Молчание. Обе женщины сразу умолкли.

— Что же вы не отвечаете, синьора Франкина? — продолжал незнакомец. — Может, у вас язык отнялся? Представляете себе, вдруг он откажется служить. Вот было бы несчастье! Верно?

Несколько человек дружно рассмеялись. Остальные, должно быть, молча слушали, я в том числе.

Тут уж Франкина не удержалась и сердито зачастила:

— Вы, синьор, не знаю, как вас зовут, просто невежа и грубиян: во-первых, потому, что непорядочно подслушивать чужие разговоры, это всякий воспитанный человек знает, а во-вторых…

— Ого, да вы мне целую лекцию прочитали! Ну, не сердитесь, синьора, или, может, синьорина… Ведь я просто пошутил. Извините меня! Если бы вы со мной познакомились, то, надеюсь, сменили бы гнев на милость.

— Да оставь ты! — посоветовала Клара подруге. — Стоит ли обращать внимание на какого-то мужлана! Повесь трубку, я тебе потом перезвоню.

— Нет-нет, подождите секунду. — Эти слова принадлежали другому мужчине, судя по голосу, более вежливому и, я бы сказал, более опытному. — Еще два слова, синьорина Клара, иначе мы никогда не встретимся!

— Ну, не велика беда.

Внезапно в разговор, перебивая друг друга, ворвалось сразу несколько голосов.

— И как вам не надоест болтать, сплетницы! — возмущалась какая-то женщина.

— Это вы сплетница, нечего в чужие дела нос совать!

— Это я-то сую нос! Да я…

— Синьорина Клара, синьорина Клара, — голос явно принадлежал тому, вежливому мужчине, — скажите номер вашего телефона. Не хотите? А я грешным делом всегда питал слабость к эмильянкам — ну как магнитом к ним тянет.

— Не торопитесь, — отвечал женский голос, видимо Франкина. — Позвольте сперва узнать, кто вы.

— Я-то? Марлон Брандо.

— Ха-ха-ха, — снова дружно рассмеялись невидимые собеседники.