Лев Вершинин - Два веса, две мерки [Due pesi due misure]

Он растянулся на траве и тут же погрузился в глубокий, но тревожный сон.

Приближенные недолго охраняли сон Короля, в забвенье с трудом переваривавшего сытную пищу. Уставшие от трудов и треволнений этого дня, они один за другим разлеглись вокруг Льва и сразу громко захрапели.

Быть может, привлеченный этим громким храпом, а может, запахом крови, застывшей на мордах и на шкурах спящих, один Комар стал кружить возле хищников, обезумев от счастья. Укусил там, пососал здесь, а затем подумал и решил поведать о своем открытии друзьям, кружившим над топким болотом. Услышав о столь лакомой добыче, комары густой тучей налетели на пятерых спящих и наелись до отвала, ведь Король и четыре его советника так утомились после своего пиршества, что и тут не проснулись. Из всех комаров лишь один погиб, да и то скорее по собственной глупости, чем из героизма. Привлеченный сладковатым запахом свежей крови, он проник в пасть Леопарда, и тот мгновенно проглотил его вместе с обильной слюной.

Комаров было столько, что они и не заметили исчезновения одного из них. От неожиданного дара судьбы комары пришли в состояние полнейшей эйфории и каждый помчался за десятками тысяч других комаров, с которыми состоял в родстве. Очень скоро над тем местом в лесу, где крепчайшим сном спали Король и его советники, закружилась в бешеном танце огромная комариная туча. От одного взгляда на нее дух захватывало. Не было в лесу ни единого комара, который бы не прилетел сюда, чтобы наесться вволю. Комары передавали радостную весть один другому, а потом, сражаясь друг с другом, оспаривали все новые лакомые местечки в разинутых храпящих пастях. Никогда еще им не доставалось столько яств, к тому же их жертвы так спокойно переносили укусы алчущих жал!

Внезапно Гиена проснулась от адского зуда, забила лапами о землю, стала тереть об нее морду, вскочила и задергалась, точно на нее напала пляска святого Витта. Она каталась по траве, пытаясь избавиться от тучи назойливых комаров, причинявших ей ужасные муки.

В конце концов ей все же удалось отогнать часть комаров, и они у нее на глазах полетели к другой комариной стае, с громким жужжанием кружившей над головой Пантеры. А та пробудилась наконец от нестерпимого зуда и жжения и, тряхнув опухшей мордой, как бешеная заметалась по поляне, ударяясь о деревья и тщетно пытаясь избавиться от озверевших комаров.

Тут проснулся и Леопард. Он вскочил с таким шумом, что разбудил Льва. Король потерял так много крови, что лишь смутно ощутил отчаянную безнадежность своего положения — комары проникли во все влажные уголки его тела, которые только были доступны их длинным жалам. С трудом разлепив глаза, Король увидел, что его советники удрали, даже не подумав предупредить его о грозной опасности. В миг озарения, вспомнив о своих королевских правах, он громко простонал:

— Трусы! Предатели вы, а не придворные! Бросаете своего повелителя на произвол судьбы! Где же ваши заверения, что король всегда король?

Леопард, который только что избавился от комаров, умчавшихся на подмогу своим ненасытным дружкам, терзавшим тело бедного Короля, меланхоличным взглядом проследил за их полетом и изрек:

— Какой же ты король? Не можешь даже справиться с горсткой жалких комаришек? Прощай. Не поминай нас лихом, любезный друг.

Перевод Л. Вершинина.

Стол и стул — вот и вся обстановка в комнате, где он меня принял. На стенах и сводчатом потолке догоняли друг друга уродливые, выцветшие аллегорические фигуры, с потрескавшейся грудью и белыми известковыми нарывами на руках и бедрах. Сколько же солнца и сырости проникло сюда через большущее окно, прежде чем эти некогда, безусловно, красивые фрески приобрели столь жалкий вид! Не успел я додумать эту свою мысль, как протоиерей, перестав молча созерцать лес вдали, повернулся и обрушил на меня лавину упреков.

— Разве вы посоветовались со мной, когда решили купить библиотеку графа Минарелли? И когда вы для ее отправки воспользовались услугами фирмы, которой доверяете, вы тоже не обратились ко мне за советом!.. А теперь, когда среди книг, прибывших в Рим, ваш патрон недосчитался четырех, самых редких, самых дорогих, по ценности равных, наверно, всей остальной коллекции, у вас достало смелости прийти ко мне? Украдены? Где? Когда? А если даже и так, я-то что могу об этом знать?.. На исповеди — говорите вы. Допустим! Значит, по-вашему, я должен ради вас нарушить тайну исповеди?!