Дукенбай Досжан - Шелковый путь

Со стороны Кенколтыка тяжелыми волнами накатывала дикая степная прохлада.

Аульная старуха Кунимпатша проснулась чуть свет, глянула с подушки, а в домике еще темно, бледные лучи зари еле просачиваются в два крохотных оконца. «Не дай бог захворать, только бы не это, а душу свою готова я отдать за внучонка моего, господи, ты же знаешь, — привычно думала старуха. — И эта девчонка-дохтыр, что всегда заботилась о моем здоровье, запропастилась куда-то… Ох, на молитву пора»,

Она грузно, долго вставала, с трудом ворочая вдруг отяжелевшим телом, и наконец, поднявшись, направилась к очагу за чайником. С вечера матушка Кунимпатша всегда оставляла наполовину закопанный в золе чайник, чтобы утром была под рукою вода для омовения. Проковыляв в переднюю комнатенку, старуха чуть слила себе на руку, пробуя, сколь тепла вода; затем начала освященное омовение, долго плескалась и мылась, чтобы предстать чистою перед всевышним. Опустившись на молитвенный коврик, вздохнула и всем сердцем отдалась молитве. Но слышала, как с улицы доносится трель певца утренней степи, песнь жаворонка. И с особенным воодушевлением принялась она, удобно упокоясь на коленях, мысленно произносить имена святых и пророков, давным-давно усопших, но прославленных в веках. Долго сидела просто так, в полудреме. А затем приступила к самому главному, что оставила напоследок: «О великие пророки, не имеющие себе равных, благословенные аллахом и святым духом предков, будьте милостивы к моему единственному внуку, который затерялся — учится в великой столице Маскау. Не дайте споткнуться и упасть в пропасть моему верблюжонку. Духи-покровители моего рода, обратите взоры на него! Буду вечно у вас в долгу я, раба ваша, о добрый пахарь Сунаката, с помощью кетменя отводивший на поля воду священной Сырдарьи, и ты, дух батыра Ширкинбая, державший щит на перевалах Каратау… Не оставляйте моего единственного! Не забывайте сироту, глаз не спускайте с него», — настойчиво просила взлохмаченная старуха и потом истово проводила жесткими ладонями по лицу.

Завершив молитву, старуха поднялась, бережно, красиво сложила молитвенный коврик и положила его над изголовьем кровати. Освободила от сложенных тюками одеял крышку сундука, обитого узорчатой жестью, открыла его и склонилась над своим наследственным добром. Перво-наперво достала старуха потертую бархатную сумку. Сумка эта прошла с нею через всю жизнь, и в ней матушка Кунимпатша держала все самое дорогое и ценное. Браслет, например, витой, серебряный, подаренный ей свекровью, дожившей, слава аллаху, почти до ста лет; или позолоченные кольца золовки Апикуль; а вот сверкающее ожерелье, подарок покойного сына Балгабая. Матушка Кунимпатша не носила все это на себе, потому что была не из тех, которые больше всего любят дорогие висюльки да побрякушки.

Да и когда было носить. Муж погиб на войне, она была тогда еще не старой, остался на руках единственный сын… Пока его растила, выводила в люди, незаметно перешла срединную черту жизни, из сдобной молодухи превратилась в байбише с белой бабьей чалмой на голове. Сынок Балгабай тем временем проучился пять лет на ветеринара и накануне завершения учебы осчастливил мать радостной вестью: «Женюсь, апа!» И она чуть до неба не подпрыгнула… Но вышло так, что вместо ожидаемой радости пришла великая беда.

И слякотной весною, держа над собой траурный знак, друзья-товарищи принесли на руках бездыханное тело ее сыночка…

Накануне свадьбы он снял на окраине города, где учился, маленькую хибару; все в ней вымыл, вычистил, стены побелил. Жарко натопил давно не разжигавшуюся печь, чтобы теплее было его невесте. Вечером она ушла домой, а Балгабай остался ночевать. И назавтра, уже к середине дня, хозяин заподозрил неладное, взломал дверь — оказалось, студент угорел насмерть. Или печь закрыл рано, или попросту судьба у него была злая — свадебный дом оказался западней смерти.

Не думала старуха Кунимпатша, что захочет жить после этого. Но, пролежав полтора месяца головою на смертной подушке, вдруг в один день поднялась с постели. И все из-за невесты сына, которая прибыла вместе с ним — навсегда безответным. Она ухаживала за старухой, гнулась перед нею тонкой лозинкой, потом призналась, что носит в себе ребенка от Балгабая. Это известие и подняло на ноги аульную старуху. Забыла она горе, перепоясалась потуже и, когда молодица благополучно разродилась мальчиком, решила устроить большой той. Однако Есиркеп, тогдашний председатель, отсоветовал: «Шанрак твоей жизни слаб на все четыре стороны, опереться тебе не на кого, а ты хочешь потратить всех своих овец. Придут черные дни, с чем останешься? Да выдели одного валуха и пусть джигиты устроят кокпар, я разрешаю». Так и сделали. И в честь новорожденного, которого назвали Куандыком, лучшие скакуны округи огласили степь громом своих копыт.