Дукенбай Досжан - Шелковый путь

Он мечтал украсить потрескавшуюся от зноя степь зеленью, но для этого, оказывается, надо быть таким же крепким в своем упорстве, как твердое дерево, вцепившееся своими корнями мертвой хваткой в скалистый грунт.

Неужели он не смог дойти до своей цели, которая была совсем рядом?

В хорошем настроении Кыдырма любил потренькать на домбре. Сейчас настроение у него было тягостное, однако он поправил деку самодельной домбры, натянул посильнее нижнюю струну и заиграл не печальную и тягостную мелодию, под стать своему настроению, а нечто бодрое, полное надежд. Хозяин дома, который вначале равнодушно прислушивался к игре гостя, вытаращил глаза на мозолистые пальцы Кыдырмы. Его руки, с детства привыкшие к кетменю, оказались проворными и ловкими, они творили сейчас чудесную музыку, способную растопить любую мерзлоту в душе. Комнату заполнила сочная, неукротимая мелодия, богатая чувством, заставившая трепетать душу.

Кыдырма и сам удивился, раньше у него не получалось такой живой игры. Было одно лишь треньканье, утомлявшее слух.

Он перестал играть; все долгое время сидели молча, да и сам Кыдырма поник головой, взгляд его потух.

Когда мясо было уже готово, в дом вошли гости, для которых всегда было забронировано самое почетное место. Это были директор совхоза и уполномоченный, который продолжал говорить на ходу:

— Видел я посевы соседнего совхоза, где руководят пять шутов-трепачей. Ничего хорошего. А языком болтать они мастера.

И он скрипуче рассмеялся. Этот совхоз был их давним соперником в соревновании между районами. Хозяин дома недовольно поморщился.

— Не знаю, как у них. А у нас темп косьбы ударный, уберем до последней травинки.

И началась обычная беседа о делах совхозных, о делах соседей, о насущных заботах, тревогах и хлопотах. Непонятно почему, но на душе у Кыдырмы стало как-то спокойней, и он с удовольствием принялся за мясо.

Когда он вышел из дома, поблагодарив гостеприимного хозяина, на улице было уже темно. Жена его ушла раньше. Таков был обычай в этих краях — в гости супруги приходят вместе, а расходятся порознь. Мягкий ветерок, веявший днем с севера, превратился сейчас в воющий злобный ветер.

Кыдырма шел мимо совхозного сада и думал, что пока это еще не сад, а так, одно название. Прежде здесь был ток, и почва превратилась в камень. Кыдырме еле удалось кое-как разрыхлить ее, он затупил не один кетмень, и все же дело свое сделал. Может быть, и вырастет сад.

Молодые, гибкие саженцы гнулись под напором ветра. Когда он рыхлил землю для этого сада, ему показалось, что в некоторых местах почва больна. К кетменю прилипал бледно-серый солончак. Даже если молодые побеги, пересаженные из питомника, и укрепят свои корни, все равно ничего хорошего от этого места ждать нельзя. Лишняя соль в почве — беда для саженца: кора растрескается, корни погибнут от соли, листья могут пожелтеть среди лета.

Когда сидели у Дильдебая, ему хотелось рассказать о своей тревоге руководителям совхоза, но раздумал. Не за пьяным столом надо об этом говорить.

Дома он вспомнил, что не наточил затупившийся кетмень, но точить уже не хотелось. Собрался было сходить к мастеру Айсыну, но было поздно. Решил сходить к нему утром. Лег в постель, долго не мог уснуть. В какой-то момент ему почудилось, что глаза спят, а душа бодрствует. Он увидел домбру, вырубленную из его урюка, и в уши полились стонущие, тягостные звуки. Потом показался мастер Айсын с взлохмаченной бородой. Он размахивал сверкающим топориком и рубил, тесал, расщеплял, кромсал одно дерево за другим. Кривые стволы он совал в горячую золу, а потом втискивал в форму и выпрямлял. А сам Кыдырма ел урюк и щелкал молотком косточки. В ушах заложило от этого треска, а сердце отчаянно колотилось.

Кыдырма резко проснулся и поднял голову. На столе горела лампа. С тех пор как он вернулся из больницы, жена каждый раз на ночь зажигала лампу. Кыдырма подошел к зеркалу и посмотрел на себя. Под глазами были темные мешки, грудь тяжело вздымалась. Он вздохнул и выглянул в окно. На востоке занималась заря. Кыдырма стал одеваться, думая, что если так и дальше пойдет, то можно сойти с ума. Он понял, что не успокоится, пока не съездит в Кенколтык и не увидит свой бывший аул. Неужели там не осталось ни одной живой ветки? Если осталось хоть одно деревце, он перевезет его и посадит здесь, рядом с домом.

Рано утром он отправился к Дильдебаю, чтобы попросить у бригадира транспорт для поездки в старый аул. Дильдебай сразу же запричитал, что транспорта не хватает даже для сенокоса. Не лучше ли ему пойти и попросить коня у мастера Айсына? Его Байга-боз стоит без дела и только переводит ячмень да овес. Ничего с ним не случится, ноги не протянет, если прошагает день-другой. Деревья из сада Кыдырмы взял для своих поделок, так неужели откажет в коне? А если обидит родича, так уж, наверное, превратился в неверного.