Дукенбай Досжан - Шелковый путь

Когда Куандыку исполнилось ровно сорок дней, молодая келин [38] Келин — молодая замужняя женщина. слезно запросилась в город — завершать учебу. Что ж, старуха Кунимпатша, неся в руках орущее дитя, проводила невесту-вдову до станции Арысь. Там и, расставаясь, благословила ее: «Прощай. Помни, ты свет очей моих. Буду жива, Куандык твой не будет знать горя. Учись, не скучай, пиши почаще письма; а я тебе буду посылать копейки, какие наскребу…» И, плача навзрыд, отпустила свою ненаглядную келин.

Поначалу письма от молодайки приходили чуть ли не каждый день. Потом реже. И настало время, когда письма совсем перестали приходить. Лишь однажды, когда Куандыку уже исполнился год и он начал перебирать по земле ножками, от невесты-вдовы прибыло письмецо. На жалком клочке бумаги кривилась виноватая надпись: «Апа, учебу закончила благополучно. Посылают на работу в Усть-Каменогорск. Как устроюсь, дам о себе знать». Словно святыню, пришпилила аульная старуха бумажку на свой белоснежный тюрбан и стала ждать вестей. И не сразу поняла, что это была последняя весточка от ее миленькой молодухи. Но наконец дошло до ума: надеяться больше не на что, придется внука подымать одной.

Недаром говорят: «Живой прокормится, живому хоть дохлая рыбка достанется…» Да будут благословенны все добрые люди аула — помогли ей вырастить внука. Кто руку протянет, кто подставит плечо — выручали, как могли. И жизнь у одинокой старухи получилась не лучше всех, но и не хуже многих. На миру, как говорится, и смерть красна, и бедность не видна.

Куандык ее подрос. А сама старуха начала слабеть, отдав все соки своей цветущей поросли. Но и внук радовал бабку. С детства был смышленым, учился хорошо, и его похвальными грамотами был наполнен семейный сундук. Закончив школу, отправился учиться дальше, в эту великую столицу Маскау; и слава аллаху всемилостивому, уберег он парня от сглазу, беды и горя — заканчивает в этом году ее жеребенок самую большую, высшую учебу!

«А ведь не зря мое солнышко приснилось мне в эту ночь! — вдруг, вспомнив, решает старуха. — Может, приедет навестить…»

Как-то весной пришло от него письмо: «Бабушка, приеду к началу лета, когда созреют первые дыни. Жди!» И переполошилось ее старое сердце. Как только оттаяла земля, принялась она устраивать дынную грядку, тюкая кетменем, словно птица клювом. Посадила раннюю дыню-скороспелку, тщательно ухаживала… Но внук так и не появился, а дыни перезрели и вытекли.

И когда уже вовсю полыхал июль, иссушающий мозги, от Куандыка пришло письмо: «Бабушка, не отпустили меня после экзаменов, а скоро отправят нас на двухмесячные военные занятия. Очень соскучился по тебе, бабушка, да что делать… Надо еще подождать, но главное уже позади — скоро завершу все и навсегда вернусь домой».

«Ах, соскучился ты, говоришь, жеребеночек мой! Бабушка твоя здесь еле кости таскает, а тебя все нет, хоть на один день приехал бы, порадовал меня. Учеба ведь не тюрьма, неужели нельзя вырваться на денек!»

Так думала аульная старуха, томясь и горюя. Не вынесла одиночества — зарезала одного из двух барашков, откормленных к встрече долгожданного внука. Вечером пригласила стариков, попросила их благословить трапезу…

Отправилась к Есиркепу, бывшему председателю колхоза, теперь же он превратился в муллу, поигрывающего четками, и в гадателя-прорицателя. Знала старуха, какой получился гадатель из Есиркепа, но также ведомо было ей, горемыке, что у него-то пророчеств дурных никогда не бывает…

Он рассыпал на белой скатерти кумалаки, сорок одну косточку урюка и, разделив на кучки, принялся вещать: «Внизу кумалаки легли нечетно, похоже, дитя твое собирается в путь-дорогу… Ну, конечно, нечет дальнюю дорогу означает. А что по сторонам у нас? По сторонам вышло три на три, значит, в животе у него не пусто, слышь, матушка? Брюхо-то, говорю, у него сыто… А вот наверху четыре — душа и совесть не в мире. Может, парень не всю правду выложил в письме? Что-то он скрывает. Наверное, ждать тебе недолго осталось, матушка, нагрянет неожиданно твой батыр — вон, гляди, конец кумалаков беспокойный, какую-то неожиданность сулит». И, пробормотав утешительную отгадку, Есиркеп выпроводил старуху.

А сегодняшний сон как объяснить? И хотя бабка Кунимпатша не особенно верила снам, но это сновидение взволновало ее настолько, что сердце чуть не выскочило из груди… Вроде бы у задней стены этого дряхлого дома, пропади он пропадом, стоял он, ее ненаглядный Куанжан, и она, не помня себя от радости, подлетела к нему, а он стоит безучастный и молчаливый. «Что случилось, жеребеночек мой? Почему такой бледный? — вскрикнула она. — А в дом почему не заводишь, крутишься вокруг да около, словно чужой?..» Внук молчит, волосы его растрепаны, взгляд блуждает, вид пришибленный. И тогда она, задыхаясь от жалости, вся вспыхнув огнем тревоги, схватила его в охапку и потащила домой… Тут и проснулась матушка Кунимпатша.