Куда ему! – любовь-кровь, очи-ночи,
Или иное славное соленье
Ему удел. Но ведь пора кончать;
Куда ж годится ямб без многоточий!
16.XII.1916
Но с одиночеством в петлице
Луны орбиту обойдя –
К себе я вызвал эти лица
И мира лопнула чреда.
Тогда мой Геликон кудрявый
Взошел, налился, сжат и снят –
Но мести желчной архитравы
Под тем же зодиаком спят;
И был я принужден им сделать –
Не замечанье – реверанс,
И стал я, будто древний Мелос,
Втекать в их долгий кемня <���так> транс,
Тогда то лопнули преграды,
Огонь из окон выл и бил
В честь той скрежещущей услады,
Которой я напиться мнил,
В честь нецелованного тела,
Что обещало все и вся,
Загнутым взором зацепило
Меня за щеку (карася).
Мой вой, мой крик лежит гробнице
(По славной тишине сужу),
так с одиночеством в петлице
Я здесь недаром прохожу.
13 ноября 1916
Воздушная дрожь – родосский трактор.
О, темь, просветись, лети!
Земля дрожит, как раненый аллигатор,
Ее черное лицо – изрытая рана.
Валятся, расставляя руки, -
Туже и туже гул и пересвист,
Крики ломают брустверы,
Ржанье дыбится к небу.
О, сердце, крепче цепляйся
Маленькими ручками за меня!
Смотри: выбегают цепи
В полосы бризантного огня.
И чиркают пули травою;
Еще минута – и я буду убит.
Вчера контузило троих, сегодня… что такое?
Нечего и вспоминать, надо стрелять, -
Это я – просто так.
Но сегодня – какое-то странное…
И даже, - странные тики у рта!
Как вниз уносится земли полоса –
В мрак! в мрак!
- Да этого быть не может!
Это просто так.
1914
И я когда-то жил в тумане
И полной тихих мук бурде;
И тот туман я вспоминаю,
Как недостижные краи.
О, скрежет зубов – не легче ль? –
И руки сами вот в край стола…
Зеленое сукно вырвать,
Крови покраснее,
На белую шею, волос, прилипни.
И еще вспоминаю (не так далеко!) –
………………………….
- И тот туман я вспоминаю,
Как недоступные края.
1916
Там, над восторгом дум случайных
Тропа пленительных судеб, -
Шагов неузнанных и тайных
Отдохновительный Эреб.
- Но нет печали упоенней,
Нет – золотее тайника: -
Когда моей судьбою темной
Чужая молится рука.
Беги, забудь свои стремнины,
Свои счастливые труды:
Не на твоей земле единой
Оставь тяжелые следы.
Как в уксус блеклую жемчужину,
В весну бросаю сердце я:
И мысли в круг привычный сужены,
И отмирает жизнь моя.
О, сердце милое! не тебе ли
Пропели ровные часы!
Не пред тобой ли охладели
Сказанья ровныя росы!
Что жизни яростная пажить, -
Зов потревоженного дня:
Здесь легким роем звуков ляжет
Жатва немеркнущего огня.
Воспламенись в нежданный полдень!
Взыграй над кручами озер!
И пусть весна плакучая помнит
Слепящий, огненный простор.
Покинь спасительную дубраву
И радостно переходи…
Так что же делать! – брошу славу,
Те: руки, мысли и пути, -
И я поверю, что не иссякнет
Мне молчаливая глубина,
А только новой каплей капнет
Моя жемчужная весна. –
Как в уксус блеклую жемчужину
Весну я в сердце уронил!
И жизни милые очи сужены
На блеск весенних паникадил.
Проходит под пристань, молча,
негодуя курьерский вал:
Балки и рельсы дрогнут,
Скамеечка запоет.
Вздымает и на берег бросит
Семь сотен стеклянных пуль. –
Поет перебором море,
Циклопа радужный пульс.
Кто встанет, молу подобен,
На твой сапфир, изумруд, -
И вопли умрут, как закатом
Череп сгорит голубой.
Планирующая чайка,
Красные ножки вверх –
Крыла чисто-резаной решеткой
Брызг ловит налету.
О плещись, мой восторг синий, пламя!
Я и ты – мы живем....
Готово!
За шиворотом полтора стакана
Холодной – чорт! – воды.
Очевидная антиномичность
Философической судьбы.
1917. Ялта
Вот почерк, как костыль усталый,
Бумага твердая. И я.
Ландшафт микроскопично малый,
Но в нем струится песнь моя.
Не хочешь ли, мой брат, проведать,
Кто проходил бумажный грот,
Кто теплоту, усмешки, беды
Своею жизнью назовет.
Нанижет, регистратор мрачный,
На взора нить: стихи, огни
И вызовет на бой кулачный
Тень, разрисованную в дни.
Удар. – Отбит. И череп треснул.
Читать дальше