Николай Самвелян - Крымская повесть

— Кто?

— Свои же, матросы.

— Если «Очаков» и «Пантелеймон» получат припасы, они смогут ударить по «Бугу». А там на борту боевые мины. Так бабахнет, что полгорода разнесет.

— Дан ультиматум — на размышление час сроку. Царь телеграмму прислал. Если сдадутся, обещает прощение.

— Басни. Прощения не бывает, и вообще незачем восставать, если затем намерен каяться.

У причала в том месте, откуда только что отчалил катер, собралась толпа. Несколько человек с красными бантами на пальто и пиджаках сгружали какие-то ящики прямо на пристань. Возможно, это был груз для второго рейса катера.

— Наташа! Поспешите! — кричали из толпы. — Время сейчас — все!

Владимир, не отрываясь, смотрел на катер. Ему показалось, что он узнал знакомое лицо, высокую шею, уложенные на затылке тяжелым узлом косы. Да, конечно же, это была Людмила. Он не мог ошибиться.

— Что с вами? Вы испугались?

— Подождите! — оборвал Шуликова Владимир. — Подождите… Что это за катер и куда он плывет? Кто на нем?

— К «Очакову». Слышите, кричат, чтобы поспешили доставить снаряды. Может быть, и замки к орудиям везут. А это значит, что «Очаков» сможет принять бой в случае нападения на него. А кто на катере? Не знаю. Какие-то решительные люди, которым все нипочем.

Катер покачивало на пологих волнах. Казалось, он двигается слишком медленно и расстояние между ним и «Очаковым» почти не сокращается.

Но это все же был лишь обман зрения, потому что узкая полоска свинцово-серой воды между пристанью и кормой катера с каждой минутой становилась все шире и шире. Катер уходил все мористее по направлению к «Очакову».

— Да, это, конечно, она. Только бы не начали стрелять! — сказал вслух Владимир и, обращаясь к Шуликову, спросил: — У вас есть с собой какое-нибудь оружие?

— Лишь «монтекрист», — ответил фабрикант устриц, показывая маленький пистолет, которым любили баловаться гимназисты старших классов. — Если что-нибудь начнется, нам с вами лучше укрыться в гостинице. Уж не собираетесь ли вы лично вступить в перестрелку с флотом и войсками? Впрочем, думаю, до огня не дойдет.

— Почему?

— Силы с двух сторон примерно равны. Половина кораблей подняла красные флаги. Остальные выжидают. А на берегу, сами понимаете, ничего не разобрать. Глядите, вон пришел еще отряд с красными бантами. Портовые рабочие. Человек тридцать, если не больше.

— Да, но прибывают и солдаты. Целая рота.

— Белостокский полк, судя по форме, — согласился Шуликов. — Еще неизвестно, на чьей они стороне. Впрочем, красных бантов не вижу. Все равно повода для волнения нет. Мне кажется, наступило то самое мгновение, которое и называют равновесием сил. Сейчас никто не решится на первый выстрел. Вы слышите, какая тишина? Просто удивительно. Ведь на пристани масса народа.

Владимир бросился к парню с бантом на лацкане плаща.

— Друг, вы не знаете, с кем солдаты?

— Да уж не с нами.

— Но они пришли без офицеров.

— Что с тобой, парень? Ослеп? Офицеры тут как тут. Вон и полковник спешит.

Владимир помчал ко входу в «Кист». Почти силой вырвал у портье телефонный аппарат.

— Барышня! — закричал он, услышав в наушнике голос телефонистки. — Морские казармы! Срочно!

— Велено не соединять! — ответила телефонистка.

— Кто велел?

— Больше не звоните. — Сухой щелчок в наушнике.

Владимир вернулся на пристань.

С крейсера махали руками, что-то кричали тем, кто находился на катере. А сам катер, неуклюже переваливаясь с волны на волну, упрямо полз вперед. Он был уже на полпути к крейсеру.

— Через десять минут, самое большое — через четверть часа, как только катер достигнет цели, психологическое преимущество будет на стороне восставших, — жестикулировал Шуликов. — Не стоять на месте, не дать опомниться противнику. Быстрота, натиск, маневр — вот три главные заповеди Наполеона.

— Причем тут Наполеон вместе со своими маневрами, безумствами и островом Святой Елены? — Болтовня Шуликова раздражала, кроме того, Владимир вдруг почувствовал, что руки и ноги похолодели и почти не слушаются; может быть, от волнения, но так ли, иначе ли подобное он испытывал впервые. — Причем здесь Наполеон? И почему вы трещите без умолку?

— Действительно, при чем здесь Наполеон? — опомнился фабрикант устриц. — Это я от нервов заговариваюсь. Я так понял, что вы узнали в толпе свою знакомую. Человек вы сдержанный, а тут даже вскрикнули. Моя догадка верна? Можете не отвечать, если не хотите.

— Она на катере, а не в толпе.