Чарльз Сноу - Наставники

Но особенно мне запомнилось поведение трех человек - Брауна, Найтингейла и Джего. Браун был чрезвычайно озабочен - гораздо сильнее, чем накануне, когда убеждал Кристла ничего не предпринимать. Кристл в трапезной не обедал, и, как только обед кончился, Браун сразу ушел - я даже не успел с ним поговорить. У Найтингейла был такой вид, словно он заготовил для нас какой-то сюрприз. А Джего держался так уверенно, как будто он уже прошел в ректоры.

Возможно, это был один из тех периодов беспричинной успокоенности, которыми перемежается всякое длительное беспокойство: человек с постоянной тревогой гадает, как повернется его судьба, вечером его гложет острейшая неуверенность, а наутро он вдруг просыпается с ощущением, что все трудности уже позади, хотя никаких событий за ночь, естественно, не произошло.

Джего казался совершенно спокойным: разговаривал без всякой экзальтации, не гаерствовал, не старался привлечь к себе внимание окружающих. В беседе с Кроуфордом он был так дружелюбен и приветлив, высказывался так уверенно и хладнокровно, что Кроуфорд мигом утратил чувство превосходства. Никогда еще его соперник не вел себя спокойнее и сдержанней, чем он сам.

Я ушел из профессорской вместо с Джего. Он обещал показать мне небольшую комету, появившуюся на небе в прошлую или позапрошлую ночь. Во втором дворике мы поднялись по лестнице на последний этаж, и Джего объяснил мне, куда надо смотреть - на востоке, рядом с самой бледной звездочкой Большой Медведицы, виднелось неяркое серебристое сияние. Джего увлекался астрономией с детских лет; глядя на звезды, он чувствовал что-то вроде религиозного экстаза, хотя и был неверующим.

Вечное молчание бесконечных пространств не пугало его. Он ощущал гармоническое единство с небесами и необъятную силу невидимого мира. Но говорил Джего только о том, что открывалось его глазам. В тот вечер он объяснил мне, куда комета переместится за сутки, назвал точные параметры ее орбиты и сказал, через сколько лет она снова приблизится к Земле.

Спускаясь по лестнице, он был спокоен, безмятежен и счастлив. Его даже не особенно взволновала открытая дверь служебной квартиры Пилброу. Я поднялся в квартиру, и слуга, который растапливал камин, сказал мне, что от Пилброу пришла телеграмма: он уже в Лондоне и с последним поездом приедет в Кембридж.

Джего ждал меня внизу, но он услышал слова слуги, так что мне не пришлось ему ничего объяснять.

- На редкость милый старик, - проговорил он, ничуть не удивившись: приезд нашего союзника органически завершал этот приятный и благополучный вечер. Он пожелал мне доброй ночи и медленно пошел домой. Я видел у него такую неспешную и уверенную походку только после нашего первого совещания, когда он решил, что ректорство ему обеспечено.

По крайней мере один раз он поднял голову и посмотрел на звезды.

Во втором часу ночи, когда я работал за столиком возле камина, у главных ворот кто-то позвонил - сначала два раза коротко и спокойно, потом нетерпеливо, раздраженно и долго. В конце концов привратник проснулся. Я услышал скрип его двери, а затем лязгнули открываемые ворота.

Через минуту во дворике раздался стук шагов. Я мельком подумал, кого это принесло так поздно, и продолжал работать. Вскоре, однако, послышались шаги на моей лестнице. Это был Пилброу.

- Я видел, что у вас горит свет, - сказал он, - но мне хотелось умыться с дороги. Очень рад, что вы еще не легли: мне обязательно нужно с вами поговорить.

Он казался помолодевшим лет на десять - лицо медно-красное от загара, на лысом, тоже загоревшем, черепе видны светлые пятна облупившейся кожи.

- Последний раз я ел в Сплите тридцать шесть часов назад. Сплит!.. Сплит!.. - Радостно посмеиваясь, он произнес это слово несколько раз. Что за дикие названия! У итальянцев и то не такие дикие... Люблю славян! Поразительное количество красивых людей. Стоишь на рыночной площади и смотришь... А уж скромные - до изумления! Интересно, почему это к юго-востоку от Бреннера люди с каждой милей становятся все красивее? Тирольцы очень хороши. Далматы еще лучше. И чем красивее люди, тем они скромней. Тирольцы довольно скромный народ. Далматы на диво скромны... Неужели это закон природы? Дурацкий, доложу я вам, закон...

Пилброу говорил беспрерывно - я не мог вставить в его речь ни слова. Он добирался до Англии на самолете. Его путешествие длилось два дня - и он, видимо, ничуть не устал.

Вскоре он сказал - очень серьезно, но без всякого предисловия: