Лиза Марич - Минута после полуночи

Не стоило зажигать свечи — это их зыбкий свет нагоняет на нее такую тоску. Александр недавно установил в подвале дома небольшую электрическую станцию, и теперь все комнаты освещают яркие лампионы. Муж любит новомодные штучки, а она все никак к ним не привыкнет. Какая разница? Все равно она ужинает одна.

Лили от ужина отказалась, сказала, «не голодна». Лили сейчас в опасном возрасте, может наделать глупостей. Надо посоветоваться с Александром, но муж, видимо, задержался на заседании совета Академии. Так он обычно объясняет свое отсутствие, Елизавета Прокофьевна старается верить. В самом деле, не к любовницам же ездит почтенный отец семейства с больным сердцем?

Александр никогда не был страстным супругом, однако спали они всегда вместе. Елизавета Прокофьевна растерялась и немного испугалась, когда муж объявил о решении перебраться в отдельную спальню. Однако возражать не стала. Пожала плечами и пошла отдавать распоряжения.

Грех жаловаться, ей достался не худший из мужей. Александр воспитан в крепких немецких традициях: «семья превыше всего, муж и жена едины плотью и духом, дети — утешение старости»… Он немного сентиментален — на свой, немецкий манер. Иногда Елизавета Прокофьевна находила под подушкой мужа слезливый немецкий роман, где невинная девушка, оказавшаяся жертвой подлого соблазнителя, непременно топилась в Рейне или Майне. Пожимала плечами, снисходительно усмехалась, удивляясь сентиментальному немецкому дурновкусию. В конце концов, все люди не без слабостей.

Одно время Елизавета Прокофьевна собиралась передать все дела в руки супруга, но потом передумала. Не потому, что не доверяла мужу, просто без работы она бы сошла с ума. Когда Елизавета Прокофьевна раскладывала перед собой финансовые отчеты, все проблемы отступали на второй план. А если ей удавалось обнаружить мелкие противоречия, которые говорили либо о небрежности, либо о нечестности управляющих, даже самое подавленное настроение делало резкий скачок вверх.

Елизавета Прокофьевна отодвинула бокал с вином, наполнила стопку до краев холодной водкой и выпила по-мужски, одним глотком, не закусывая. Приложила к губам салфетку, пережидая жжение в груди. Бросила льняную вышитую ткань на тарелку с раскрошенным хлебом.

Зачем она себя обманывает? Дело вовсе не в ней, а в небесном проклятии, упавшем на ее голову девять лет назад. Жизнь пошла вкривь и вкось с тех пор, как Александр буквально навязал ей эту девчонку.

— За какие грехи наказываешь, Господи? — пробормотала Елизавета Прокофьевна.

За шестнадцать лет генеральша устроила жизнь своей семьи самым удобным образом. Не обременяла Лили излишней ученостью, настояла на изучении самых необходимых предметов: французского языка, бальных танцев и безукоризненных манер.

Помнила Елизавета Прокофьевна и о больном сердце мужа. Заставляла его регулярно показываться врачу, следила за приемом лекарств, заботилась о режиме и правильном питании. Александр болел редко, и это тоже была ее заслуга.

Так же разумно собиралась генеральша устроить жизнь своей воспитанницы. У Кати хороший голос? Прекрасно. Может, Александр прав и музыка в будущем даст девочке средства к существованию. Но к чему скромной бесприданнице учиться французскому языку и бальным танцам?! Они что, собираются вывозить ее вместе с Лили?

Лили привязалась к Кате со странной, пугающей мать стремительностью. Елизавета Прокофьевна вела с дочерью долгие беседы наедине, тактично объясняла разницу в положении девочек. Лили слушала, опустив глаза, не противоречила, но в ее молчании генеральша улавливала отзвук упорного внутреннего сопротивления, которое так раздражало ее в воспитаннице. Со временем стало окончательно ясно: Лили переняла у Кати самые дурные стороны характера, вместо того, чтобы перенимать лучшие — прилежность и стремление во всем достичь совершенства.

— Елизавета Прокофьевна, к вам господин Дубов, — доложила горничная.

Елизавета Прокофьевна встала из-за стола, знаком показала — можно убирать — и направилась в гостиную, ускоряя шаг. Вошла, окинула посетителя быстрым встревоженным взглядом:

— Дмитрий Данилович! Какими судьбами? Что-то неладное с Александром?

— Нет-нет, — заверил ее гость. — Слава богу, Александр Карлович чувствует себя вполне прилично.

Профессор Дубов считался лучшим московским кардиологом и вот уже пять лет лечил больное сердце генерала Сиберта. Со временем отношения врача и пациента перешли в иную, личную плоскость.