Вольдемар Бранк - Маленький человек на большом пути

Рискуя ежесекундно сорваться, вскарабкался на самый верх полуразрушенного бастиона. Глянул вниз — голова закружилась. Там, у подножия, лежала груда скатившихся отсюда, с верха бастиона, камней. Дрожь пробежала по телу, я отшатнулся. Показалось, что сейчас обрушится, увлекая за собой и меня, уцелевшая часть стены.

Поспешно отвел взгляд и стал рассматривать остров, озеро, сваи старого моста, который строили еще во времена шведского господства. Сваи начинались здесь, у острова, а кончались в зарослях камыша, на том берегу озера, где находился наш мальчишечий пляж. Очень удобно! Не умеешь как следует плавать или устал — пожалуйста, цепляйся за сваю.

А что там, на Храмовой горке? На опушке леса, у скалы, я приметил брата и Августа. Отсюда они казались маленькими, ну прямо букашки. Оба несли на плечах удочки; мою, наверное, тоже… Я вспомнил про сломанный нож, и снова спазма перехватила горло.

Рыбаки, так ни разу и не посмотрев в мою сторону, бодро шагали по заливному лугу. Вот они прошли заболоченное место, вот идут по колено в темно-зеленой траве. Нагибаются, срывают что-то. Наверное, сочный щавель.

Наверху было не так уж плохо. Я обсох на теплом ветру, солнышко приятно пригревало. Но все отравляла мысль о сломанном ноже. Сколько можно здесь сидеть? Ну, до вечера. Ну, до завтрашнего утра. А потом? Как я посмотрю Августу в глаза?

Тем временем брат с Августом подошли к пустынному мальчишечьему пляжу; купальный сезон еще не начался. Остановились, повернулись лицом ко мне. Нет-нет, меня им все равно не увидеть: я присел на корточки за уцелевшей бойницей.

Август плюхнулся на песок, стал раздеваться. Что он собирается делать? Вот разбежался, кинулся в воду. Выбрасывая попеременно то одну, то другую руку, он быстро двигался вперед.

Все ясно — Август плывет сюда, на остров. Я заметался по узкой, усыпанной известковым крошевом площадке. Остаться здесь? Или бежать? Но куда? И как? Ведь стоит только глянуть вниз — и от страха сразу начинает стучать в висках.

Вот уже Август приблизился к берегу острова, густо поросшему камышом. Раздвигая высокие стебли, вышел из воды. Единственная надежда, что он меня не заметит. Я припал к камню. Говорят, страус, когда не может убежать от преследования, сует голову под крыло. Вот так и я. Закрыл глаза и стал прислушиваться с бьющимся сердцем. Шаги Августа неумолимо приближались к развалинам. Наконец высоко в воздухе просвистел камень, послышался окрик:

— Эй, слезай оттуда, баранья башка!

В голосе не было злости. Но я лежал не шелохнувшись: стыдно!

Снова просвистел камень, и раздалось:

— Все равно я тебя вижу, брось прятаться! Вон ты, за бойницей!.. Слезай же, дурачок! Твои штаны и рубаха обойдутся матери дороже, чем мой нож.

А если правда отдать ему за нож штаны и рубаху? Но не могу же я идти отсюда голым! Тогда так: дойти до дому и уж там отдать.

Я медленно поднял голову. Август стоит внизу. Лоб наморщен, брови сдвинуты.

— Слезай, и, смотри, осторожно, а то еще шею свернешь. Нож что! Заработаешь и отдашь. А шею новую за какие деньги купишь?

Ой, да что это я! Конечно же, нож можно новый купить — как я сразу не сообразил! Ну, тридцать пять недель поработаю, ну, пятьдесят — подумаешь, важность! Главное, я отдам ему нож.

Спускаться с бастиона оказалось гораздо труднее, чем подниматься. Сам я, наверное, вообще не смог бы слезть. Но внизу стоял друг и командовал:

— Правее, правее! Опусти ногу на тот выступ… Вот… А теперь левую ногу в расщелину… Не ту, не ту, вот бестолковый! Которая у тебя левая?.. Так, молодец…

Вернувшись с рынка, дядя Андрис подошел к своей повозке, которую оставил у нас во дворе, недовольно швырнул в нее пустую жестяную банку и выбранился:

— Опять эта голытьба растащила весь селедочный рассол! Второй четверг остаюсь с носом. А на следующей неделе вообще не смогу приехать: время приспело хозяйскую картошку окучивать. — Дядя говорил так громко и зло, что даже кроткая лошадка, мерно пережевывавшая сено, повернула голову и глянула на него с укоризной.

Я стоял тут же, рядом. Дядя Андрис снял шапку, вытер вспотевший лоб. Посмотрел на меня задумчиво, сказал:

— Слушай, парень, тебе же на барина не работать, ты свободен как ветер. Купил бы для меня рассолу на следующей неделе. Селедочник Вейстер за пять копеек нальет тебе эту штуковину до самых краев.

Я посмотрел в добродушные светло-синие глаза дяди Андриса, прочитал на его лице чуть ли не мольбу и согласился сразу: