Родди Дойл - Падди Кларк в школе и дома

Дэвид Герахти из нашего класса, больной полиомиелитом, стоял за нами в очереди.

— Герахти, а Герахти, — спросил я, — тебе БЦЖ делали?

— Ага, — ответил Герахти.

— Тогда почему же у тебя полиомиелит? — полюбопытствовал Злюк Кэссиди.

Очередь распалась и обступила Герахти.

— Да почём я знаю, ребята? — пробормотал он, — Я ж не помню.

— Может быть, ты такой родился?

Дэвид Герахти скорчил такую мину, что стало ясно: сейчас разревётся. Очередь распрямилась, все пытались отойти от заразного Герахти как можно дальше. Первая пара всё не выходила.

— Если пить воду из унитаза, точно будет полиомиелит.

Тут дверь распахнулась и вышли оба: Брайан Шеридан и Джеймс О'Киф. Одетые. Не бледные, не испуганные. Не заплаканные. Другая пара зашла.

— Что, что они там делали?

— Ничего такого.

Оба не знали, что делать дальше. Возвращаться в пустой класс — чего ради? Идти домой — Хенно убьёт. Сняв свитер, я кинул его на пол.

— Что они делали?

— Да ничего, — промямлил Брайан Шеридан. — Смотрели просто.

Он как-то резко скис, помрачнел лицом, завозился с ботинком. Я аж перестал снимать рубашку. Кевин схватил Шеридана за ворот.

— Отзынь!

— Что они там делали? Признавайся!

— Смотрели на меня.

Физиономия у него была просто малиновая, он так и отворачивался от Кевина, чтобы тот не увидел его малиновой физиономии. Сейчас и этот заревёт.

Джеймс О'Киф краснеть не стал.

— На яйца наши они смотрели, — сообщил он.

Стало тихо-тихо, аж слышно, как повизгивали об линолеум резиновые наконечники Дэвидовых костылей. Джеймс О'Киф уставился в конец очереди. Он сознавал свою власть, и сознавал, что это ненадолго. Кровь моя застыла в жилах. Джеймс О'Киф был убийственно серьёзен. Он не шутил, нет, не шутил.

— Отвянь!

Кевин отвял.

— Зачем?

Джеймс О'Киф даже не удостоил нас ответом. Плохи наши дела.

— Нет, правда, зачем?

— Просто смотрели?

— Ага, — снизошёл Джеймс О'Киф. — Она наклонилась и рассматривала прямо. Мои. А евоные — трогала.

— Неправда! — закричал Брайан Шеридан, — Не трогала она!

Чуть опять не расплакался.

— Нет, трогала, — не унимался Джеймс О'Киф. — сам ты врёшь, Шерро.

— Не трогала!

— Такой палочкой, — уточнил Джеймс О'Киф.

Мы аж застонали: «Да не тяни ты!»

— Палочкой! Палочкой, не руками! — простонал, изнемогая, Брайан Шеридан. По лицу его было понятно, как это важно, что палочкой, а не рукой.

— Не руками! Не пальцами!

Он еле успокоился, и лицо его пошло алыми и белыми пятнами. Кевин схватил Джеймса О'Кифа, я набросил ему на шею свитер петлёй. Нам требовалось знать, зачем палочка, больше, чем прочим: наша очередь приближалась.

— А ну, говори!

Я хорошенько придушил О'Кифа.

— Говори, О'Киф! Мы тебя слушаем.

Я приотпустил свитер. На горле Джеймса горела красная отметина. Мы не шутки шутили.

— Она подняла его яйца палочкой. Такой, как от мороженого.

Он обернулся ко мне:

— А тебя я достану, будь уверен.

Кевину ничего не сказал, а мне сказал.

— А зачем? — спросил Иэн Макэвой.

— Посмотреть с обратной стороны, — провозгласил Джеймс О'Киф.

— Зачем?

— Я почём знаю?

— Проверить, нормальный он или нет.

— И он нормальный? — обратился я к Брайану Шеридану.

— Да!!

— Чем докажешь?

Дверь распахнулась, вышли ещё двое.

— Она тебе трогала этой палочкой? Трогала?

— Не-ет. Она ж только глянула? Ребят, докажите.

— Только глянула.

— И как тебе понравилось? — вопросил Кевин.

Брайан Шеридан зарыдал.

— Да она ж только глянула.

Мы от него отстали, потому что шли следующими. Я скинул рубашку и куртку, и тут только забеспокоился.

— А что ж мы должны целиком раздеваться?

Мне ответил Джеймс О'Киф:

— Там ещё много чего делают.

— Чего делают?

Двое в предбаннике отчаянно копались. Медсестра взяла их за локти и решительно повела в кабинет. И дверь прикрыла.

— Это она? — шепнул я Джеймсу О'Кифу.

— Она, она, — сказал он.

Та самая, с палочкой. Та, что опустится на колени и будет разглядывать наши яйца. Медсестра, кстати, совсем не казалась такой ужасной. Более того, была симпатичная. С улыбкой на лице она вела наших в кабинет за локти. Волосы взбиты в пышный узел, и несколько прядок падали на лоб и на уши. Без шапочки. Молодая.

— Дерьма-пирога, — простонал Дэвид Герахти.

Мы разразились смехом, потому что это было смешно, да и потому, что «дерьма-пирога» выдал именно Дэвид Герахти.

— У тебя и яйца полиомиелитные?