Владислав Вишневский - Кирза и лира

— Ничего. Просто шёл.

— А он?

— Не знаю. Кругом, говорит, марш в часть.

— Да? — продолжая вертеть мою бумажку, недоумевает дежурный офицер. — А кто там сегодня в патруле? Что за козлы, откуда?

Жму плечами, — а я знаю их фамилии?

— Ну ладно… — Видя, что я действительно ничего не понимаю и в бумаге это не прописано, дежурный офицер отметил в журнале время возвращения и отпустил меня. — Иди, отдыхай.

— Как прекращено? Кто это написал? Где? — удивляется старшина Харченко, вертя мою увольнительную.

— Патруль. Какой-то капитан.

— Капитан? Он что, того, да? — крутит пальцем у виска. — За что? Что это за объяснение такое — прекращено! Где это было?

Я как мог объяснил свой маршрут.

— Так это ж рядом с военной комендатурой! Туда же не надо ходить, Пронин… Так, ладно, — достает из папки какие-то бумаги, что-то быстро пишет, расписывается, и протягивает мне. — Всё, иди по-новой. Бери-бери. Но теперь иди по другой стороне. А лучше в другую сторону. Понял? И всё время смотри, ищи глазами патруль. — Поучает старшина. — Не на девок-шалашовок смотри, а патруль глазами ищи. Понял? Как увидишь патруль, а ты их должен увидеть раньше, чем они тебя, сразу — раз, в подъезд или в проулок какой и беги, и всё. Или спрячься там, подожди, пока пройдут. Если что, не останавливайся, беги. Задворками или как там, чтоб не поймали. Они редко бегают, у них маршрут. Понял, да? Давай, Пронин, иди!

— Опять? — Дежурный по полку читает мою новую увольнительную записку.

— Так точно!

— А кто это подписал? — показывает подписи на моей новой увольнительной.

В «главной» закорючке узнаю подпись дирижера, хотя расписывался старшина.

— Майор Софрин подписывал. — Уверенно даю экспертное заключение.

— Да?.. Ну ладно, иди. — И отпустил, не записав почему-то в журнал.

Я теперь опытный, я сразу перешел на другую сторону.

Шёл, всё делал, как сказал старшина. Не гулял, не дефилировал, а фильтровал толпу гуляющих на военных и гражданских. Гражданских было много больше, но они мне были уже не интересны — не представляли реальной для меня опасности, и я их практически не видел. Я вычислял военных. Причем, тех, где и офицер, и солдаты идут рядом, как в патруле. При моем-то росте, да плюс вытянутая вверх, на метр или около того шея, давали мне возможность метров за пятьдесят — сто, засечь объект и своевременно принять меры — подъездов и проулков рядом было действительно хоть отбавляй. Но проулки, я понимал, более перспективны, а все подъезды заканчиваются чердачным тупиком, уж это-то я хорошо знаю по своему счастливому детству.

Не заметно для себя и прошел я почти до тех самых трамвайных путей, но по другой, естественно, от комендатуры стороне, по правой. В обозримой перспективе опасных объектов или мало, вижу, или их вообще нет. Впереди только два солдата срочника, со скучающими лицами, отдыхают возле почти метрового стриженого забора из зеленой живой кустарниковой изгороди, изящно отделяющего тротуар с обеих его сторон. Иду и размышляю: отдавать им честь или нет? У себя в полку мы этого обычно не делаем. По крайней мере, если не на занятиях или когда рядом не присутствуют офицеры. В других случаях — срочник — срочнику — никогда. Редко когда уж, если забудешься в запале, либо в какой будничной армейской горячке… Да и они, вроде, вижу не намерены замечать меня, чуть отвернулись и разговаривают. Поступают именно так, как и наши срочники обычно. Прохожу мимо, почти уже прошел, а краем глаза всё время держу их под контролем. И какое-то шестое чувство сработало, подсказало — рука отмахнула к фуражке. Тоже сама! Одновременно с этим из-под кустов, которые метр высотой, выскакивает — как поплавок из-под воды, — чпок, вот он я! — фигура офицера, который тот самый, с повязкой. Опять патруль! «Засада!» — вихрем проносится в мозгу тревога. А уже поздно, рядом, ни одного подъезда, не говоря уж о спасительной какой подворотни. Попался. Капитан — тот же самый! — ухмыляясь выбирается из кустов, будто там, на горшке сидел, подтягивает нарукавную повязку, поправляет портупею.

— Ко мне, товарищ солдат!

Я обескуражен такой подлостью — ловить срочников сидя в засаде, причём, на живца, — это не по-мужски, это нечестно, это недостойно офицера, это… Подло! Ну, гад, падла!

— А-а! Это опять вы, товарищ солдат! А почему вы здесь? Я же вам кажется увольнение прекратил, Пронин… Почему вы не выполнили распоряжение, а?

— Я выполнил.

— Вашу увольнительную.

Отдаю свой документ.