Владислав Вишневский - Кирза и лира

Пишет, что скучает. «Как ты там, мой друг, моя смена, Пашка, справляешься? Как оркестр? Как ансамбль? Пришли ли ещё какие хорошие ребята? Как там сверхсрочники? Всё, наверное, киряют? Как Харченко, как Фокин? Как Саша Новомнацакан, как Кабанов, Эпов, Трубников, как майор? Паша, передай всем-всем большой, пребольшой привет от меня. Пиши, Сань, не ленись. Мне очень интересно, как вы там? Не ругайтесь ребята. Не скучайте. Помните — дембель не за горами. Ваш Ю.Володин». И университетский адрес.

Вот здорово! Вот это да! Да-а! Как классно у Володина на «гражданке» всё получилось. Не зря, оказывается, учебники здесь штудировал. Как говориться: в коня овёс. Ну, молодец!

Молодец, Юрка! Наш Юрка, который Володин…

Долго потом сидим, размышляя вслух — куда нам, оболдуям, можно пойти поступать учиться после дембеля? Нет, только не в Москву. Конечно, нет. Какой там Университет, вы что? На фоне нашего Володина, даже и пытаться не стоит. Смех один. Там же конкурс огроменный! А еще и лимит какой-то…

— Чуваки, а что такое лимит?

— А чёрт его знает. Барьер какой-то, препятствие.

— А Юрка перепрыгнул…

— Так, то ж Юрка!

— Юрка смог.

— Ну, так!..

— Гантели что ли к дембелю потаскать…

— Пронин, а почему вы в увольнение никогда не проситесь, а? — в одну из суббот вдруг спрашивает меня старшина. Нет-нет, не ротный старшина, там — Явкин. А оркестровый — Великжанов который. Что интересно, наказать нас могут оба, а вот в увольнение отпустить, только один Великжанов. Такая вот, для нас, музыкантов срочников, существенная разница.

Конец осени, десять часов сорок минут утра. Суббота. Мы сидим в своей канцелярии. Старшина за столом, он сегодня ответственный дежурный. Только что, очень ответственно, проводил в увольнение двоих наших музыкантов-срочников и троих ребят из ансамбля. Остальные — кто где. Кто в полковой библиотеке загасился, журналы листает, кто в оркестровом классе гаммы гоняет, кто загорает на крыше одного из войсковых продовольственных складов, кто в спортгородке на пыльной волейбольной площадке сапогами футбол гоняет. Суббота, выходной день. Кто не в наряде и не загасился — тоска смертная! — болтаются без дела.

— Или не тянет? — допытывается старшина.

— Да нет, тянет. Но… я… как-то не собирался.

— Понятно… Давайте-ка, Пронин, — после коротко раздумья вдруг предлагает старшина, — сходите-ка в увольнение, прогуляйтесь. Собирайтесь, собирайтесь, — видя моё удивление и явное отсутствие желания прыгать до потолка, настаивает старшина. — А я пока увольнительную выпишу. Собирайтесь.

Получилось, как приказ. Ладно, собираться, так собираться… А что мне собственно собираться? Как говорится, нам собраться, что голому подпоясаться! Хэбешку снял, парадку надел, и вместо пилотки — фуражку. Всё, я готов! На все про всё — две-три минуты. Старшина, два раза повернув кругом, внимательно осмотрел меня, и отметил:

— Пойдёт. Так, напоминаю правила поведения солдата срочной службы в городе: всем военнослужащим отдаем честь! общественный порядок не нарушаем! на ходу не курим! к девушкам не пристаём, ведем себя вежливо и предупредительно! из увольнения возвращаемся в трезвом виде, во время и без опозданий! помним о чести военнослужащего! Всё ясно?

— Так точно!

— Давай, Пронин, идите, отдыхай-те. — Харченко суёт мне увольнительную, и напутственно хлопает по плечу. Наш старшина всегда так с нами интересно разговаривает, и на «ты» и на «вы» сразу. Он, наверное, у дирижера научился или тот у него. Не важно, кто у кого, но они, оба, так с нами разговаривают.

Вышел…

Ни ветерка. Теплое утро, яркое, солнечное. На небе ни облачка.

Красота!

Я в полушерстяной парадке, застегнут на все крючки и пуговицы, в жёсткой фуражке, в кирзовых сапогах. Всё что на мне из желтого металла — блестит, сияет золотым блеском, сапоги отражают солнечные зайчики. Ворот парадки жестко сдавливает шею, чтоб, значит, головой по сторонам не крутил. В плотном шерстяном скафандре жарко и не уютно. На мне всё строго по уставу, но не внутри… Там я очень волнуюсь! Первый раз выйду за ворота части — ой-ёй-ёй! — это первое. Один иду! — это второе. Сам и без строя — без строя! — это третье. Ощущение, я заметил, странное, когда идешь без строя, как совершенно голый! И чувство жуткой тревоги наваливается, будто у тебя впереди минное поле или тыл врага… Насчет минного поля и тыла врага, это, понятное дело, гипербола, ни того, ни другого, я, к счастью, и не знаю, но более подходящих аналогий, в этой ситуации, привести пока не могу. Нету других аналогий, когда идёшь без строя, нет их. Состояние психики от этого хреновастенькое, поджилки потрясывает, мандраж бьёт, чтоб не сказать больше. Это у меня первое самостоятельное увольнение в незнакомом городе, а выглядит, как наказание!.. Кошмар!