Александр Смолян - Во время бурана

— Очень плотно задернован?

— Для опытного глаза дерн — не помеха. По растительному покрову можно делать выводы почти безошибочно. Сосна — значит, песчанистые отложения, ель — суглинки. Лиственный подлесок среди хвойных — значит, близко залегают кристаллические породы. Но здесь какие-то мхи… Никак их с воздуха не распознать!

Андрей Несторович разложил на столе карту и продолжал:

— Как видите, наша работа в этом районе заканчивается. Почти все обследовано, осталась только эта высотка. Отметка 132.

Вся карта была закрашена цветными карандашами. Только маленькое, величиною с гривенник пятнышко оставалось белым, незакрашенным.

— Должен предупредить вас, — продолжал Андрей Несторович, — высотка почти недоступна. Кругом гнуснейшие болота. Для лодки слишком густо, для ноги — слишком жидко. Топь, трясина. Один неосторожный шаг — с головой засосет. Единственный человек, который сможет проводить вас к высотке, — Иван Никифорович Конноев. Чудесный старик! Охотник, лучший знаток этих мест. Он мне часто проводником служил. Живет как раз по пути. Его изба у меня даже на карту нанесена. Видите — «Иван-сельга». Отметьте-ка на своей карте.

К исходу второго дня Дмитрий был в Иван-сельге. Но Конноева он не застал: старика вызвали в город на какое-то писательское совещание. Оказалось, что старик был не только знатоком родных лесов, но и знатоком родных сказаний, сочинителем песен, членом Союза советских писателей. Вернуться он должен был только к концу месяца — так сказала его жена, Мария Гавриловна.

Дмитрий сидел в избе, неторопливо беседуя со старухой:

— Так раньше тридцатого, говорите, не вернется?

— И не обещался. Дел много. Почитай, год в город не ездил.

Из-за печки выбежал, чуть пошатываясь, пушистый котенок. Видимо, он только что всласть налакался молока: брюшко было раздуто, а мокрая шерстка под мордочкой слиплась в смешную бороденку. Он подбежал к скамье, посмотрел на гостя, тоненько мяукнул и подпрыгнул.

Он сумел ухватиться передними лапками только за самый край скамьи. Ухватился и повис. Коготки плохо впивались в дубовую скамью, крепко отполированную за много лет голенищами болотных сапог хозяина. Брюшко тянуло вниз, заносило под скамью. Но котенок упорно перебирал соскальзывающими лапками, раскачивался, пытался подтянуться.

— Что, силенок не хватает? А ты поднажми, — подбодрял котенка Дмитрий, — поднажми… Вот так! Вот, вот.

Наконец котенок взобрался на скамью, устроился рядом с гостем и сразу замурлыкал.

— Так, Мария Гавриловна… Придется, значит, мне одному на высотку идти.

Старуха пыталась отговорить Дмитрия: она и за старика-то тревожится, когда он через эти болота ходит. Поняв, однако, что Дмитрий от своего решения не откажется, она стала готовить его в путь. Добавила снеди в рюкзак, щедро смазала сапоги жиром и велела пораньше лечь спать. А рано утром проводила Дмитрия до болота, указала направление, которого обычно придерживался Конноев, и попрощалась.

Дмитрий шел с осторожностью, которая сделала бы честь и самому опытному геологоразведчику. На три километра болот, отделявших Иван-сельгу от высоты 132, он затратил целый день. Дважды проваливался почти по пояс, выбирался и снова шел, пробуя палкой каждую кочку, осматриваясь перед каждым шагом. Несколько раз заходил в такие места, откуда продвинуться вперед было невозможно. Приходилось возвращаться на сто — двести так тяжело доставшихся шагов, чтобы искать лучшего пути. Лишь вечером он почувствовал под ногами не мягкую кочку, предательски подрагивающую на трясине, а надежный, устойчивый камень. Еще через десяток шагов он в изнеможении опустился на вереск, покрывавший подножье высотки.

Голова болела от болотных испарений, от приторного запаха дурман-травы, от многочасового напряженного внимания. Дмитрий поднялся на высотку, подальше от болота, и заснул.

Проснулся он полным сил, с аппетитом поел, обошел всю высотку, внимательно осмотрел ее. На каждом склоне он отбивал молотком образцы породы, записывал на листке блокнота направление склона и уровень места, с которого взяты образцы, и аккуратно складывал этот «паспорт» вместе с камешками в маленький мешочек. Наполнив рюкзак такими увесистыми мешочками, он отыскал камень, на который наступил, когда подходил к высотке. Теперь отсюда же, с этой границы твердой почвы и болот, Дмитрий двинулся в обратный путь.

Вначале идти было сравнительно легко: накануне Дмитрий, по совету Гавриловны, примечал дорогу и теперь обходил стороною топи — «погибельные места», как называла их старуха. Но вскоре Дмитрий понял, что отклонился от вчерашнего пути. Пришлось идти на ощупь.