Александр Смолян - Во время бурана

— Дно? — переспросил директор, почесывая бритую голову. — Чего-то я в толк не возьму. Если дно, так оно, по-моему, не горушкой должно быть, а яминой, впадиной какой-нибудь.

Андрей Несторович спохватился, что говорит не с геологом.

— Видите ли, на дне ледниковых озер целыми тысячелетиями скапливались всякие наносы. А когда лед вокруг растаял — берега-то ведь ледяные были! — наносы оказались выше окружающего рельефа, образовали небольшую гору. Такие горы и называются камами. Ясно?

— Проясняется…

— Вот, например, ваша ферма на таком каме стоит… А уж если ты происхождение горушки выяснил, так и структура ее сразу ясной становится. Конечно, выборочная наземная проверка нужна, но — вы представляете себе? — мы за один сезон картируем такую площадь, на которой наземной экспедиции пришлось бы работать годами!

— Ну хорошо, — не унимался директор, привыкший смотреть в корень вещей. — Составили вы, предположим, карту. А дальше?

— А дальше открываются земные тайны. Для разведчика земных недр геологическая карта так же необходима, как для путешественника — географическая. Тут уж от нас никакой металл, никакой минерал не укроется…

Кончилась эта сугубо научная беседа тем, что директор разрешил пользоваться совхозным грузовиком в течение трех суток — все то время, пока полуторка экспедиции будет стоять в ремонте.

Андрей Несторович делал по два четырехчасовых вылета каждую ночь, геологи и картографы производили первичную обработку его записей и заштриховок, переносили его наблюдения на карту, совершали по его указаниям контрольные наземные маршруты. Дмитрий почти все время проводил в таких походах. Если же наступала нелетная погода, начальник, поворчав, что срывается план, сам отправлялся в поход по какому-нибудь маршруту, заинтересовавшему его с воздуха.

С каждым днем Дмитрию все больше нравился Андрей Несторович, и тем более обиден был ему холодок, по-прежнему чувствовавшийся в их отношениях.

Рассматривая как-то карту, над которой работала Леля, Дмитрий обратил внимание на то, что линия узких, вытянутых холмов идет почти параллельно речке Петляйке. Он высказал предположение, что эти холмы могли служить руслом Петляйки, когда она была еще ледниковой рекой. Увлеченная этой догадкой, Леля сразу же прочертила на карте течение Петляйки ледникового периода.

В это время к столу подошел Гилинский. Он заявил, что все это детские выдумки, что зря испорчена карта. Дмитрий настаивал на своем, они поспорили, и Гилинский напомнил, что «второй коллектор должен заниматься коллекциями», хотя сам уже не раз привлекал второго коллектора к работе над картами. Дмитрий вышел.

Забракованную карту Леля положила в кухне на стол, вместо скатерти. Через час вернулся из полета Андрей Несторович. Он сел, устало облокотившись на стол, но, увидев карту, стал внимательно разглядывать ее. Леля с опаской следила за выражением его лица: «Неужели еще одно замечание за испорченную карту?»

— Молодчага, Геннадий Михайлович! — крикнул Андрей Несторович, направляясь в рабочую комнату; он держал перед собой обеими руками карту, снятую с кухонного стола. — Вы совершенно правы, — продолжал он, переступая порог. — Как мне самому не пришла в голову эта мысль? Ведь я сегодня пролетал над этим районом. Ну конечно же! Эти холмы образованы наносами ледниковой Петляйки!

— Теперь мне это представляется совершенно очевидным, — ответил Гилинский с воодушевлением. — Даже странно, что мы с вами раньше не сообразили…

В это время Гилинский увидел Лелю, стоявшую за спиной начальника, на пороге. На секунду его взгляд встретился с внимательным, испытующим взглядом Лели. Гилинский глухо добавил:

— Впрочем, это не моя заслуга. Это Гречихин догадался.

Через несколько дней Андрей Несторович поручил Дмитрию сделать контрольный маршрут к высотке 132. Вначале он заговорил было об этом маршруте с Гилинским, но тот стал уверять, что боится «запустить текущую работу».

— Кроме того, — сказал Гилинский, — обследование высотки — задача чисто техническая. С ней даже Гречихин справится.

Начальник помолчал, потом сказал: «Правильно». И послал Лелю за Дмитрием. Осталось не вполне ясным, к чему именно относилось это «правильно»: к характеристике самой задачи или к убеждению в том, что Гречихин справится с ней.

— Заинтересовал меня этот холмик, — говорил он, напутствуя Дмитрия. — Несколько раз над ним пролетал, а разобраться не могу.