Александр Смолян - Во время бурана

Дмитрий вошел. У плиты стояла девушка и охотничьим ножом откалывала щепу от сухого соснового полена.

— Здравствуйте, — сказал Дмитрий.

— Здравствуйте. — Девушка выпрямилась, отложила нож, поглядела на Дмитрия и протянула руку. — Леля. А вы Гречихин?

— Да.

— Из управления радировали. Вас ждали. Снимайте рюкзак, садитесь.

— Мне бы к начальству. Представиться полагается.

— Начальство в полете. Скоро вернутся, садитесь. Успеете еще представиться.

Леля объяснила Дмитрию, почему в экспедиции принят такой распорядок рабочего дня. По ночам нет болтанки, мешающей летчику строго выдерживать направление и высоту полета. А света совершенно достаточно, почти как днем, да к тому же нет теней, затрудняющих наблюдение в дневные часы. Словом, начальник экспедиции Андрей Несторович Корсун считал, что в условиях летней работы на Севере ночные полеты гораздо эффективнее. Соответственно этому строили свою работу и все остальные участники экспедиции.

— Летят, — оборвала свои объяснения Леля и стала поспешно разжигать огонь в плите.

Самолет прошумел над домами, повернул к аэродрому, оборудованному на расстоянии километра от деревни, и минут через десять оттуда приехали на полуторке начальник экспедиции и летчик.

Корсун был сед, высок, худощав и казался медлительным и утомленным рядом с подвижным, веселым черноволосым летчиком.

— Товарищ Гречихин? — спросил Корсун,

— Так точно.

— Как ужин? — спросил Корсун у Лели, не повернув головы: он просматривал документы, протянутые Дмитрием.

— Вы имеете в виду завтрак? — спросила Леля, улыбаясь. — Готов!

— Отлично, за яичницей и побеседуем. Садитесь с нами, товарищ Гречихин.

Яичница, снятая Лелей с плиты, шипела на сковородке так аппетитно, распространяла такой аромат, что Дмитрий не стал отказываться. Некоторое время ели молча, потом Корсун спросил:

— А у наземников не хотите поработать? Они южнее нас базируются. Им люди очень нужны.

— У меня направление к вам.

— Читал, читал, товарищ Гречихин. Но скажу откровенно: у меня до сих пор практикантов не бывало. Избавляло меня управление от этих хлопот. Видите ли, план у нас очень напряженный. Составлен он, как у наземников привыкли составлять: на каждый день. Наземники-то всегда могут работать. Им пешком ходить. А у нас, если погода испортится? Товарищ Ратиани, — Корсун кивнул на летчика, — волей-неволей выходной день объявляет. Так что в хорошую погоду приходится гнать вовсю.

— Работы я не боюсь.

— Я вас работой не пугаю. Я только объясняю, почему просил управление не направлять ко мне практикантов. Заниматься с ними некому и некогда.

— Я, товарищ начальник…

— Андрей Несторович.

— Я, Андрей Несторович, постараюсь обузой не быть. Практика преддипломная, так что…

— Так что — тем хуже. Да вы ешьте, вилку не откладывайте. Я и сам когда-то дипломную работу готовил. В этих случаях только и думаешь о своей теме, а на работу экспедиции наплевать.

— Дело в том, что тема моей дипломной работы…

— Вы, простите, молоко предпочитаете или чай?

— Спасибо, ни того, ни другого.

— Воля ваша. Мне, товарищ Гречихин, надо до утра еще один полет сделать. А насчет вашей дипломной работы мы потом побеседуем. Как-нибудь, в нелетную погоду.

Он выпил стакан молока и встал из-за стола.

— Проводишь, Леля, товарища к Прасковье Игнатьевне, скажешь, чтоб выдала спальный мешок. Потом к палатке проводи, к Малюткину… А вы, товарищ Гречихин, все-таки подумайте насчет наземников. Может, вы, по названию судя, считаете, что у нас под облаками летают? Так это, должен вас предупредить, заблуждение. Самолет у нас один, воздушные наблюдения я обычно сам веду. Остальные занимаются обработкой, наземной проверкой. Так что придется и пешочком походить, и молоточком поработать.

У меня, товарищ начальник, направление к вам. Вы, конечно, можете связаться по радио с управлением и добиться моего перевода в другую экспедицию. Но…

— Что уж там, оставайтесь. Будете работать вторым коллектором.

Корсун посмотрел на часы и добавил, обращаясь к летчику:

— Кончай чаевничать, Георгий Вахтангович. Пора…

Раздевшись и забравшись в спальный мешок, Дмитрий вспомнил экспедицию, в которой работал прошлым летом. Это было в верховьях Камы. Жили они там дружно, работали много и в то же время весело, легко. Письма он получал туда по адресу: «Соликамск, до востребования, М.П.Прохорову для Мити». Подобным же путем получали письма и другие участники экспедиции — Михаил Петрович Прохоров чаще всех бывал в городе. И в то же время это как бы подчеркивало, что он — глава большой, дружной семьи. Девушка, работавшая на Соликамской почте и выдававшая ему каждый раз по десятку, а то и по два десятка писем, так и сказала однажды: «Ну и семейство у вас, товарищ Прохоров! Даже завидно…»