— Вот бы мне такую! Суконце-то, а! Не иначе как генеральская.
— А тебе генеральской не положено, — серьезно ответил Анкар-ага. — Такие только начальству — не ниже завфермой. Ты как полагаешь, Поллык, назначат его когда-нибудь фермой заведовать?
— Не ваша забота! — огрызнулся Поллык-ага. — Советская власть знает, кого куда назначать!
— А как по-твоему, Анкар-ага, — Нунна-пальван словно и не слышал ответа Поллыка, — бригадир ниже заведующего?
— Конечно. Сам не видишь? Где ты сидишь, а где он: на передке, рядом с председателем!
Довлиханов, видимо, решил не обращать внимания на подначки; глядя на него, и Поллык-ага счел за лучшее отмолчаться. Только сердито ерзал и бросал на Анкара негодующие взгляды.
Некоторое время слышно было лишь поскрипывание колес да стук подков по дороге.
Проехали заросли лоха, миновали поселок из беленьких глинобитных домиков. Дальше начались пески, по на самом краю поселка оказался большой участок, густо поросший тамариском. На ветвях вздрагивали под осенним ветром белые тряпочки. Это было старое кладбище. Анкар-ага коснулся рукой бороды и шепотом прочитал молитву. Нунна-пальван наклонился, сорвал веточку седого кандыма, подержал в руках.
— Дай… — попросила Солтанджамал.
Старик передал ей веточку. Анкар-ага смотрел на нежные узорчатые листочки, которые сжимала смуглая, огрубевшая от тяжелой работы женская рука, и ему уже не хотелось ни шутить, ни задевать Поллыка. До самого города ехали молча.
Санджаров, приглашая свата в город, хотел дать старику возможность послушать опытных людей и потолковать со здешними землеробами. Было у него и дело к Анкару-ага. После совещания он повел старика к себе. Анна Самойловна встретила свата упреками:
— Забыли вы нас совсем, в Ербенте нет-нет да наведывались, а теперь ни Паша, ни вы глаз не кажете.
— Такая здесь жизнь, сестра. — Анкар-ага вздох-нул. — В песках только и знали по гостям ходить, а здесь всем забот хватает от темна до темна.
— Это верно, — поддержал его Санджаров, с полотенцем в руках выходя из кухни. — Здесь люди всегда спешат. Даже гостей по-другому принимают. У нас придут, за чай примутся, посидят, потолкуют… Пиал по десять осушат, потом обед. А здесь сразу с еды начинают, чтобы время даром не терять. Ну мы-то с тобой, я думаю, с чайку начнем. Поговорить надо.
— Конечно. Без чая какой разговор?
Когда Анна Самойловна унесла пустые чайники, Санджаров перешел к делу:
— Был у вас в Учоюке парень — Вейис. Помнишь?
— Как не помнить. Фельдшер, скотину лечил, потом в армию взяли. В отпуск приезжал после ранения. Парень он вроде ничего, только вот с женой не повезло.
— Что, скверная у него жена?
— Да уж куда хуже — муж на фронте, а она с другим спуталась.
— С кем же она гуляла?
— Да с подлецом с этим, с Копеком! — Анкар-ага выплеснул на кошму остатки чая. — Вейис, как узнал про ее дела, не долечившись уехал.
— И дурак!
— Кто?
— Вейис. Сплетням поверил. А вот дочь мне говорила: зря ее оклеветали. Ты-то откуда знаешь про Копека?
— Люди толковали.
— А ты так сразу и поверил?
— Если бы про другую, может, и не поверил бы, а эта… Шальная из шальных, встретишь — глаз не опустит!
— Ну, это еще ничего не доказывает… Дело-то вот в чем: говорил я на днях с этим самым Вейисом; он тут недалеко в погранчасти служит. Мне как раз на заставе пришлось побывать. Подошел ко мне, напомнил, как в свое время я его в техникум посылал. Слово за слово, рассказал свою историю: и как ранили, и как домой приехал, и как в строй вернулся досрочно, попросту говоря — сбежал, чтоб жены-изменницы не видеть. Я вспомнил — мне Бибигюль рассказывала — и стал внушать парню, что не все сплетни собирать надо. «С женой-то, спрашиваю, говорил?» Куда там, он с ней, оказывается, за все время и словом не перемолвился. Ну, потолковали, вижу — раскаивается парень. Я обещал помочь, сказал, что с тобой посоветуюсь… — Анкар-ага молча слушал Санджарова, ничем не выражая своего отношения к его словам. — Так вот, надо сохранить эту семью. Ты должен вмешаться. Какие твои соображения?
— Правду сказать, поручение мне не по душе. Поговорить, конечно, можно… да уж больно она норовистая. И не знаешь, как примет…
— Как можно принять, когда с доброй вестью приходят? Ведь Вейис-то полгода домой не писал: не знают, жив ли, нет. Еще подарок от Гыджи получишь!
— Мне ее подарок… — Старик выразительно посмотрел на Санджарова.
Читать дальше