Когда мы добрались до развалин, где вчера расстались с Инером и Дурли, уже темнело. Снег падал крупными влажными хлопьями. С северной стороны тянуло дымком, доносился собачий лай — жилье было неподалеку.
Неторопливо шагавшие ишаки остановились против развалин. Я погладил корову по шее, она благодарно замычала и прижалась ко мне. Жаль было животину. Ишаки, хоть и тяжело груженные, на ровном месте то и дело прибавляли шаг, и стельной корове приходилось туго.
Арча-ага не спешил развьючивать осла. Взглянул на темное, беспросветное небо, окинул взглядом развалины, стряхнул снег со старенького хивинского халата, с длинных завитушек тельпека…
— Ну как, пальван-ага? — подождав немного, спросила тетя Мяхек. — Хочешь остановиться?
— Не знаю, что и сказать, Мяхек… Непохоже, чтоб снег скоро перестал. Взглянуть надо, может, найдется местечко — притулиться, скотину укрыть…
— А может… в аул?.. — несмело предложила тетя Мяхек.
— Это бы, конечно, хорошо — в аул, да только у всех свои заботы, что мы будем навязываться? — И старик повернул осла к развалинам.
— Знала, что так ответит, — проворчала тетя Мяхек. — Надо же, какой гордец! Ты подумай: ночью бы, говорит, домой вернуться!.. Тайхар! Давай попробуем вместе его уговорить: нельзя стельную корову под снегом держать всю ночь. Как сам-то не понимает?
Последние слова она произнесла громко, старик услышал.
— Понимаю, Мяхек! — сказал он, показываясь из-за обвалившейся стены. — Все понимаю. Я место нашел укрыться. Тут, за углом. С трех сторон закрыто, снег не попадает. Разведем костерок, погреемся, чайку попьем да и вздремнем до утра. Скотину тоже есть где поставить. Недалеко селин растет, нарвем, бросим им, пусть жуют, развлекаются… Давай разгружать!
Тетя Мяхек сделала мне знак: "Говори!"
— Арча-ага! — несмело начал я, мне никогда не приходилось возражать старикам. — А может, лучше в аул?
— Да хорошо бы, сынок, очень хорошо! — нисколько не рассердившись, сказал старик. — Только не больно-то сейчас гостей принимают. Вдруг не пустят? Тащиться сюда среди ночи?.. Нет, Тайхарджан, давай уже здесь ночевать.
— Ну уступи ты хоть раз, пальван-ага! — сказала тетя Мяхек, начиная сердиться. — Ишаки что, им ничего не будет, И сами не околеем, а вот корова… Ведь стельная, пальван-ага. Такую цену за нее дали!.. Неприятно вам проситься на ночлег, я сама. Ничего тут такого нет. Одни не пустят, к другим постучусь. Свет не без добрых людей.
— Эх, судьба!.. — вздохнул Арча-пальван. — Иди, Арча-пальван, за женщиной, она будет искать тебе ночлег!.. Да ничего ей не станет, вашей корове!
— Ну, как хочешь! — решилась вдруг тетя Мяхек, почему-то обидевшись. — Всему есть предел, и гордости тоже. Я с мальчиком поеду. Найдем у кого-нибудь приют.
— С богом! — коротко сказал Арча-ага и, не добавив ни слова, повернул за угол. Я вопросительно поглядел на тетю Мяхек.
— Ну и упрям! — укоризненно сказала она. — Ладно, Тайхар, садись на своего ишака — у него груз поменьше, а корову я погоню.
Я уже взобрался на ишака, но у меня вдруг защемило сердце. Вчера мы расстались здесь с Дурли и Инером, теперь оставляем старика.
— Арча-ага! — крикнул я. — Мы рано утром вернемся!
— Поедем, Арча-ага! — крикнула тетя Мяхек.
— Желаете со мной возвращаться, чтобы на рассвете были здесь! — донесся из темноты сердитый старческий голос.
…Я оставил ишака перед большим домом с верандой. Глядевшее на улицу окно дома тускло светилось.
— Таким гостям, как мы, лучше бы что поскромнее… — тетя Мяхек вздохнула. — Но уж раз остановились… Попытаем счастье!
Она направилась к дому. На цепи у сарая залаял пес. Хлопнула дверь, тетя Мяхек вошла… Через минуту она уже возвращалась, за ней шел мужчина на костылях.
Только что этот богатый дом представлялся мне таким чужим, недоступным, я даже боялся глядеть на него, но человек с костылями сказал несколько слов, и все изменилось: мне казалось уже, что я бывал здесь, что я давно знаю и этот дом, и этого человека!..
Побрехав, собака угомонилась. Мы разгрузили ишаков, сложили вьюки в углу веранды. Хозяин дома позвал кого-то, и в дверях показался мальчик моих лет.
— Корову загони в сарай, — сказал ему отец, — а ишаков привяжи под навесом, там не дует; И корма задай! — крикнул он вслед мальчику.
В первой комнате сидела молодая женщина, она молча окинула нас недобрым взглядом. Тетя Мяхек осталась с ней, а меня хозяин позвал в другую комнату.
В доме было тепло, видно было, что дров не жалеют. Хорошо! Вот только хозяйка… Она встретила нас не так, как этот, на костылях. Я старался не показать, что смущен ее приемом, но мне было не по себе.
Читать дальше