Бердыназар Худайназаров - Люди песков (сборник)

Мы подошли уже совсем близко, но не видно было ни дымка, ни других каких-нибудь признаков присутствия человека. Неужели уехал?

Я быстро соскочил с осла и побежал туда, где скрылся вчера Арча-ага. Проход был завален свежими обломками — высокая толстая стена обрушилась у самого основания. На меня словно кипятком плеснули.

— Арча-ага! Арча-ага-а-а!.. — в ужасе завопил я.

Ни звука. Чуть живой от страха я подошел ближе и… с воплем бросился обратно.

— Тетя Мяхе-ек!.. Тетя Мяхе-е-ек!..

Из-под груды развалин торчало плечо в хивинском халате, придавленное толстым бревном. Больше ничего видно не было, обломки громоздились чуть не до половины человеческого роста.

— Боже-е-е!.. — закричала тетя Мяхек и, упав лицом на землю, забилась в рыданиях.

Не в силах смотреть на ее рассыпавшиеся по снегу волосы, я отвернулся. Чуть поодаль из-под груды обломков торчали задние ноги ишака.

Теперь и я заревел во весь голос. Тетя Мяхек как-то разом затихла.

— Разгружай ишаков, — сказала она, даже не пытаясь утешить меня. — Нет, я сама… А ты бегом к Кемалу. Расскажешь… И живому от людей помощь нужна, и мертвому…

Выбежав на дорогу, я увидел приближающуюся подводу. Впереди рядом с возницей сидел Инер Гочгузыев, в глубине телеги на вещах сидела его мать.

Я подождал, пока они подъедут, и чуть слышно поздоровался.

— Здравия желаю, товарищ Тайхар! — весело выкрикнул Инер. И рупором приложил руку к уху, показывая, что не слышал моего приветствия.

— Арча-ага умер! — с трудом выдавил я из себя.

— Как умер? — звеня медалями, Гочгузыев спрыгнул с телеги.

— Стена обвалилась… Придавило.

— Погиб, как на фронте, — сказал Инер, глядя на видневшееся из-под обломков бревно. — Бомбежка или артобстрел… Надо разбирать завал…

Тетя Мяхек обернулась ко мне:

— Беги к Кемалу. Только быстрей!

Часа через полтора возле развалин собралась целая толпа. Тетя Мяхек, Инер и возчик уже разобрали обломки, откатили бревно… Теперь было видно, что стена и потолок обрушились на Арчу-ага, когда тот полулежал с пиалой в руке. Когда-то очень давно тут, видимо, был большой караваи-сарай с оградой, с многочисленными комнатами для проезжих, с бассейном, с навесом для скотины… Все это давно развалилось, рухнуло, уцелела лишь одна небольшая комната, в которой и решил переночевать Арча-ага. Но выпало много снега, и глинобитная кровля не выдержала…

— То-то пополуночи собаки выли… — сказал один из стариков. — И коровы мычали… Животные беду чувствуют!..

Арчу-ага уложили лицом вниз на байковом одеяле с двумя белыми полосами, которое привез Кемал. Рядом стояли два неполных мешка с джугарой и туго перевязанный мешочек с семенным зерном — их вытащили из-под обломков. Дорожная торба и тунче стояли тут же. Казалось, человек много думал, устал думавши и теперь спокойно уснул.

Взявшись за концы одеяла, Арчу-ага положили на телегу, устеленную камышом. Туда же погрузили мешки с зерном и другое его имущество.

Солнце, которому ни до чего нет дела, которое, никогда не изменяя своего пути, меняет все на земле — заставляет цвести деревья и иссушает их зноем, наделяет людей радостью и страданиями, вынуждая то плакать, то смеяться, а в конце концов всех убирает под землю, — это солнце уже прошло половину своего короткого пути по зимнему серому небу. Оно было холодное, неприветливое, но лицо его было уже обращено к весне.

Арча-ага хотел попасть домой затемно. Он прибудет туда светлым днем, но ему это уже все равно.

Возчик, словно опасаясь причинить беспокойство Арче-ага, не погонял лошадь, она шла не спеша, словно понимала, что везет покойника.

Я брел в самом конце каравана, ведя пятнистую корову, выменянную на мамин золотой браслет. И вдруг до меня донеслись слова, которые я так часто слышал в последние четыре дня:

— Ох, судьба, судьба, никуда, видно, от нее на уйдешь!..

Но слова эти произнес не Арча-ага, а тетя Мяхек, понуро шагавшая за повозкой с его телом.

Перевод Т.Калякиной

"Люди! Пришла беда! Положение тяжелое. Зима застала нас врасплох…"

Усталый, с чуть заметной старческой хрипотцой голос несется из магнитофона.

"Люди! Пришла беда… Люди…"

Я помню запись наизусть и все же время от времени прослушиваю ее. Многое изменилось в моей жизни после командировки, где я сделал эту запись, она для меня как рубеж.

Порой я думаю: если бы заранее знал, что произойдет со мной, поехал бы или нашел предлог отказаться?