Аугуст Гайлит - Тоомас Нипернаади

- Ты нисколько не трусливей меня, - отвечал хозяин. - И зовут тебя Нипернаади и ты, говоришь мне родня?

- Я в том родстве полной определенности не имею, - пояснил Нипернаади под водочку. - Но покойная матушка говаривала, случится, мол, тебе, Тоомас, быть в Хярмасте, есть там хутор Хансуоя — мой хутор тоже зовется Хансуоя! Есть там хутор Хансуоя, так с хозяйкой того хутора мы родня. Зайди, взгляни — как живут родственники твоей матери. И еще говорила покойная матушка: «Хозяина того хутора зовут Яак Лыоке, а хозяйку — Мари Лыоке и сын у них есть, Яан зовут». Так вот и случилось — шел я мимо, дай, думаю, зайду, исполню волю покойной матушки.

- Вот оно как, вот, значит, как, - проговорил старый Яак. - И в самое время пришел. Девушка-то с тобой?

- Да, девушка со мной, - ответил Нипернаади. - Это очень бедная, но очень милая девушка. Ей только и надо, что за скотиной смотреть, быть хозяйкой на хуторе. Я и подумал — возьму-ка я ее хозяйкой на свой хутор. Но я еще не знаю, пойдет ли она в хозяйки ко мне в Хансуоя, я ей об этом пока не говорил.

- А почему не скажешь ей об этом? - заинтересовался старый Яак.

- Не решаюсь, - ответил Нипернаади. - У меня дома сердитый дядюшка, он сейчас наполовину хозяин моего Хансуоя. А приведу я девушку в дом, дядя может совсем озлиться. А ссоры я не хочу.

- Вон, выходит, как, - удивился старый хозяин. - Твоя девушка мне нравится, тихая такая, застенчивая. Не будь у меня этой страшной раны, я бы сам попробовал с ней потолковать. Значит, скотинку любит и хочет стать хозяйкой. У моего Яана тоже есть жена, та ни скотину, ни работу крестьянскую не любит. Изо дня в день только и хнычет, чтоб ей зингеровскую машинку купили. Шить хочет, рукоделием заниматься, в хлев чуть не палкой приходится загонять.

- Мою Кати из хлева не вытащить! - похвастался Нипернаади. - Вот приведу ее к себе на хутор, это такое сокровище, вмиг разбогатеть можно, и порядок она любит, чистоту, опрятность, лени и безделья не выносит.

- А водки, наверное, совсем не потребляет? - справился старый Яак.

- Ну ни капли, - отвечал Нипернаади. - Когда кто другой пьет, так даже отворачивается.

- У моего Яана тоже есть жена, - сказал Яак, - ох, она горькую любит. Если сядешь за стол, а ей сразу не предложишь, Лийз сама выхватит бутылку и свое возьмет. Все норовит с мужиками вместе на ярмарку, на рынок, а скотину оставляет на божье попечение. Не выйдет из Лийз хозяйки. Если не женюсь, так и останется Хансуоя без хозяйки.

- А моя Кати — чудесная! - радовался Нипернаади. - На десять уездов такой не сыщешь. Но уж и потрудиться пришлось, прежде чем я ее заполучил. Не слыхал о Пярыйыэском уезде, в трех днях пути отсюда? Три дня шагали с Кати, пока дошли сюда. Видишь, милый дядюшка, в какую даль приходится человеку забираться в наше время, чтобы найти себе умницу-жену. Девиц-то всяких хоть пруд пруди, а в жены ни одна не годится. Все этакие певчие пташечки, этакие морковки с гнильцой, носовым платочком обернулись, кто возьмет — в дураках окажется. А моя Кати чудесная, она издалека, из уезда Пярийыэ.

- Чего тебе не искать, - мрачно заметил старый Яак, - молодой, свободный. А попробуй-ка в мои годы порыскать, погляди, как понравится! Ох, чует мое сердце, останется Хансуоя без хозяйки!

Нипернаади вдруг поднялся и сказал:

- Ну и болтун же я, только время теряю! Давно пора в поле быть, как обещал. Да и тебе от разговоров пользы нет, тебе теперь надо отдыхать да спать. Я велю Кати тебя проведывать, может, чего-нибудь нужно. Ручки у нее нежные, проворные — ее заботами быстро поправишься!

- Дорогой, дорогой ты мой родственник! - воскликнул старый Яак вслед Нипернаади.

Нипернаади вышел во двор и остановился. Он был рад и доволен сегодняшним днем, он даже засвистал и поискал глазами свой каннель. Окажись тот под рукой, ох и сыграл бы веселый мотив! Господь услышал-таки его молитву, когда он позавчерашней ночью молился там, под открытым небом, возле ржаного поля.

Все еще может закончиться хорошо — или Кати уже не в хлеву и не радуется своей скотинке?

- Кати? - Нипернаади подумал и тихонько вошел в сумрачный хлев.

Стадо уже выгнали в лес, но в углу хлева стоял теленок, и кати стояла перед ним на коленях:

- Как мне тебя назвать? - ворковала она, гладя и обнимая теленка. - Какое бы имя ты себе выбрал? Сиротка, Тулвуке, Синираа? Нет, не дам я тебе такое красивое имя — ты бычок. Сейчас-то ты смотришь на меня такими славными, влажными глазенками, сейчас ты маленький, молоденький, милый. Но скоро ты вырастешь, на голове появятся острые рога, глаза покраснеют, и ты нападешь на меня, как твой отец утром! Тут ты будешь свирепый дикарь и уже не поглядишь на меня, ту, что вскормила тебя молоком и зерном. Так, Сиротка, уже не будешь меня любить?