Аугуст Гайлит - Тоомас Нипернаади

Объясняется замысловато, путано. То говорит, что он осушитель болот, обещает превратить Маарла в цветущий луг. Ему это пара пустяков, всех дел-то — денек-другой постучать у водопада, покопать, и уже на тритий или четвертый день можно будет пасти скот на мочажине. У него, говорит, только нужных буров и патронов нет. И долдонит с утра до вечера, дескать, съезди, Йоона, в город, привези все это. У него, мол, там знакомый торговец, добряк, еще и письмо обещал дать с собой.

Заладил одно и то же, твердит не переставая: Йоона, ступай в город! Ты только представь себе, как мы разрушим каменную стену, как сразу же спадет вода в болоте и река устремится в узкое ложе, словно в желоб, как там, в лесах Яанихансу. И тогда построить здесь мост — плевое дело, и тебе не нужно будет держать этот богомерзкий, глаза б его не видели, перевоз. Сейчас ты, как последний раб, тебя окликнули и ты бежишь, ты как мальчишка на побегушках у каждого проезжего да прохожего, будь то высокородный путешественник или последний дубильщик из вонючей лачуги. А как мы осушим болото — ты свободен, иди куда хочешь, иди и пой, пой себе свои песни, как птица, щебечущая на ветке, как бог знает кто! Тебе откроются дороги, и ты пойдешь в любую сторону, и некому будет тебе приказывать, принуждать и расспрашивать тебя.

Заладил одно и то же: у Анне-Мари будет свой большой хутор с прекрасными лугами — чего тебе лучшего пожелать, Йоона? А потом, усталый путник, ты заглянешь мимоходом к Анне-Мари на огонек, полюбуешься денек, а то и другой ее дородными коровами и румяными сорванцами, полюбуешься всей этой роскошью и бескрайними лугами и скажешь: - Вот что, милая Анне-Мари, ты прости, но ведь и я несколько повинен в твоем счастье и богатстве. И от щедрого сердца подаришь самому младшему карапузу деревянную лошадку, ущипнешь старшую девушку за подбородок, улыбнешься, махнешь рукой, и снова пойдешь своим путем со словами — ну вот, теперь дядя снова пойдет своей дорогой, спасибо и прощайте! Но Анне-Мари бросится за тобой следом и вон за тем большим дубом разок поцелует тебя крепко-крепко. И скажет: - Лет через пять-десять заходи снова, у нас народится еще пара мальчуганов — ох, этот Яйрус, ох, Яйрус, ну как тут быть и что с ним поделать! - Чего же тебе, странник, еще желать?

Ну что это за увертки и отговорки, что ты морду воротишь и артачишься! Почему бы тебе не сходить в город за патронами и бурами?

Вот что он, Нипернаади, говорит.

И что Йоона может ему ответить?!

Да не хочет он уходить отсюда, не хочет ни петь, ни бродить, какой он вообще певец, уж сколько недель рта не раскрыл! И что ему за корысть осушать Маарла и делать Анне-Мари богатой хозяйкой?

Ох, до чего Нипернаади нравятся такие разговоры! Долбит как дятел и одно и то же место, а ответов даже не слышит.

С чего бы ему так печься о прекрасных лугах для Анне-Мари? Не родня, не любовник, знакомы-то всего несколько дней, а вот как ему приспичило, бедному, с этим болотом. Нетерпеливый, как закваска.

Йоона вот не такой. Йооне да, небезразлична Анне-Мари, но он ничего не может сделать для этой женщины, как только петь ей, тихо, мечтательно, так, словно поет не женщине, а самому себе. И пусть словно поет не женщине, а самому себе. И пусть Анне-Мари ничего такого не думает! Когда она с Кюйпом уходит в лес, Йоона забирается на крышу своей избы и поет. Все Маарла полно отголосков, но Анне-Мари ни разу ему не отозвалась. Анне-Мари дурная, спесивая, бессердечная. Нет, Йоона не пожелает ей ни хутора, ни лугов, ни детей, ни всего остального, разве только если б Яйрус совсем пропал, Кюйп заболел бы и помер и Анне-Мари стала бы поприветливей.

Но Нипернаади это дело не оставит — и думать нечего.

Нет, не оставит — придется-таки Йооне топать в город за этими бурами и патронами. Ну что ты будешь делать с таким человеком, долбит как дятел, пока не добьет тебя окончательно, пока не станешь покорно исполнять его приказы.

Эх, лучше бы он так и не приходил сюда! Оставался бы там, откуда явился — зачем такой человек вообще ходит по земле, осушает болота, гоняет паромы и говорит так замысловато. Про Анне-Мари, ее детей, ее хутор и Йоону — бесприютного бродягу.

И Йоона печально вздыхает, грустно ему.

А у Тоомаса Нипернаади забот полон рот: весь день напролет обмеривает болото, исследует водопад, ходит на пароме. Да ко всему вдобавок еще этот артачливый Йоона — никак не идет в город, слушает уговоры Нипернаади, ушами прядает и ни с места. А самому Нипернаади за бурами и патронами идти нельзя! У него тут хлопот выше крыши — уже и не помнит, когда у него было время пожелать Анне-Мари доброго утра, и Кюйпа видел лишь издали.