Аугуст Гайлит - Тоомас Нипернаади

- Кюйп, Кюйп, - звала она, - Кюйп, не бросай меня одну!

Но Кюйп и не думал оглядываться, мчался, как лошадь с поклажей под гору.

- Кюйп, зараза, - жалобно крикнула девушка, - да подожди ты!

Внезапно громыхнуло совсем рядом. Дождь хлынул как из ведра. По горячей земле, что еще минуту назад пылила, собрались быстрые струйки, сначала маленькие, слабые, но скоро они проворно прочертили бороздки, по пути сливались, ширились, словно острым клювом пропахивали себе русло, и уже весело журчали в канавках мимо лужиц. Тяжелые капли, ударяясь о землю, рассыпались блистающей пылью. Земля парила, кипела.

Девушка остановилась посреди дороги, испуганно озираясь по сторонам.

Одним прыжком Нипернаади оказался рядом с ней схватил ее за руку и повлек к стоявшему поблизости полуразвалившемуся сараю. Промокшие до нитки, они заскочили под крышу.

Разверзлись хляби небесные, словно пенящиеся водопады, они блистали, искрились, шумели. Уже побежали широкие ручьи со склонов и пригорков к болоту, неся на себе тяжелую ношу — сорванные листья, сухие ветки, погнившие шишки и прихваченный с дороги мусор, грязь. Низинки превратились в огромные лужи и озерца. Молния разорвала небеса: ослепительный огонь словно вырвался из огромного горна. Воздух дрожал и гудел от непрерывных раскатов грома, будто в пустом зале. Было невыносимо жарко и душно.

- Как тебя зовут? - спросил Нипернаади.

- Анне-Мари, - ответила девушка, отирая воду с лица. Мокрые волосы облепили ее насупленное рябое лицо, маленькие глаза глядели сердито. При каждом раскате гром она пугливо вздрагивала и придвигалась к Тоомасу. Вокруг нее на полу образовались лужицы от стекавшей с платья воды.

- И что ты такое в лесу делала? - спросил Нипернаади. - Даже не слыхала, как надвигается буря?

- Не слыхала, было так тихо, так хорошо. Светило солнышко...

Вдруг ее мысли словно обрели нужное направление.

- Паразит этот Кюйп! Бросил меня посреди дороги, пускай молния прибьет, - трус несчастный! Вот и ходи с таким в лес! Так припекло, я, балда, и заснула под кустом. Ну, а когда вокруг почернело и молния удалила, Кюйп как вскочит и галопом к лесу. Обо мне и не вспомнил. Заяц серый! Мы в лес-то пошли ненадолго за ягодами и просто погулять.

- А кто этот Кюйп? - спросил Нипернаади.

- Кюйп трактирщик, вот там, на берегу Каавы, - девушка показала пальцем в дверной проем на болото. - Трактир ничего особенного, летом ни души. Только мухи таращатся с голых столов. Зимой, правда, получше, мужики больше в поле не работают, домой возвращаются, и цыганские таборы катят обратно. Тут уж Кюйп без дела не сидит.

- Цыгане, здесь, на болоте? - удивился Нипернаади.

- Они самые! - внушительно ответила Анне-Мари. - Вон, видишь, налево, - девушка показала пальцем через плечо, - там их лачуги. Сейчас в них никого, один только Яан Рысак живет — может, слыхал о нем? По-настоящему его зовут Яан Индус, а Рысаком он назывался потому, что сумасшедший и думает, что он лошадь. Хлещет себя кнутом, ржет и носится по тропинкам на болоте, ну совсем ненормальный. Он всю жизнь барышничал, продавал, обменивал, воровал, а теперь на старости лет решил, что он сам конь. Ему бы только рыть ногой землю, ржать да скакать. А если его стегнут и крикнут — н-но, залетная! - большего счастья ему и не надо: голову закинет, заржет и припустит по дороге, как ветер. Цыгане, когда бывают тут проездом оставляют ему поесть какие-нибудь корки, но старый Индус и сено ест, и овес, и траву. А цыгане потому здесь поселились, что на болотах им хорошо прятать краденых лошадей. Здесь до них чужой человек не доберется!

- А сама ты кто?

- Сама? - протянула Анне-Мари. - Да так, всего-ничего. Муж мой Яйрус тоже ушел а я у Кюйпа служанкой.

Вдруг раздался страшный грохот, сарай полыхнул будто весь объятый огнем. Земля задрожала, загудела. Одним прыжком девушка оказалась в объятиях Тоомаса.

-Иисус Христос, единственный и возлюбленный сын Божий, единый наш ангел-заступник, прости мои прегрешения и заблуждения, обман и несправедливость, как прощал ты и раньше всех грешных! - на одном дыхании выпалила девушка, молитвенно сложив руки у самого рта.

- Ты, видно, много грешишь с этим Кюйпом? - рассмеялся Нипернаади, держа девушку в объятиях.

Анне-Мари презрительно глянула на него и оттолкнула.

- С дураком таким тоже мне грех! - простодушно сказала она.

Вода все капала с нее на пол, и девушка, словно стесняясь лужиц, что собирались вокруг нее, снова перескочила, как сорока, на сухое место. При каждом ударе грома она вздрагивала, опасливо озираясь, и подносила сложенные руки к губам. Но в промежутках между раскатами была словоохотлива, весела, щебетала быстро и занятно. Платок она сняла и разложила на коленях, светлые волосы мокрыми прядями свисали на плечи. Рот был словно красный помидор в желтоватой раме лица.