Аугуст Гайлит - Тоомас Нипернаади

- Замолчите! - крикнула барышня, вскипая от ярости.

Голос Нипернаади стал ласковым. Он продолжал тихо, мягко:

- Я люблю вас, простите! Я хотел бы взять вас, как пташечку, на ладонь и заглянуть в ваши испуганные глаза. Я дал бы вам новые имена, каких еще не слыхало человечество. Я оберегал, обнимал бы вас. Я хотел бы идти с вами по полям, долинам и рекам рука об руку — сияло бы солнце, клонились деревья и даже тихое дуновение ветерка, я думаю, пошло бы вместе с нами. Мягкий мох стал бы нашим ложем, и тогда я показал бы вам звезды в ночной синеве.

- Вы просто невыносимы! - крикнула Элло. - Зачем вы говорите такие глупости!

Но Нипернаади словно и не слышал этого возгласа.

- Я ничего не прошу, - продолжал он, - только слушайте меня иногда и не судите строго мою глупость. Неужели это так трудно? Ведь ясно: никогда не взять мне вас на ладонь и никогда вам не проникнуться моею любовью. Поэтому считайте мои слова просто шуткой, болтовней или попрошайничеством нищего.

- Да умолкните вы наконец! - воскликнула барышня, - вы что, не видите — мы уже на пасторской мызе!

Нипернаади точно очнулся ото сна. Растерянно остановился и отер пот со лба. И сразу сделался жалким и несчастным. Густые брови его вздрагивали, а широкий рот кривился в нервической улыбке. Он тяжело вздохнул.

Когда Элло вошла к пастору, он опустился на порог господского дома и стал ждать. Из комнат доносился девичий смех и вскрики. Прошел час, другой, - на небе показалась полная луна. Облака проносились мимо, касаясь ее лика, как кокетливые девушки в танце. Нипернаади ждал. Ждал, нервно покуривая трубку.

Было поздно, когда наконец вышла в сопровождении пастора барышня.

- Так это и есть ваш романтический батрак? - спросил пастор, испытующе глядя на Тоомаса сквозь очки.

Нипернаади лениво встал, приподнял шляпу и сказал:

- Добрый вечер, почтенный господин пастор! Отчего же вы совсем не бываете у нас, как-нибудь приковыляли бы к нам на хутор?

- Значит, свадьба через две недели! - быстро вставила Элло. Она бросилась на шею оторопевшему пастору, поцеловала его и птицей понеслась по пыльной дороге к дому.

Нипернаади вытаращился ей вслед, потом вдруг резко повернул к лесу. Волна ярости окатил его. Он бежал между деревьями, спотыкался и ругался почем зря.

- Я ей не нужен, - кричал он, - видали, какой гонор?! А я, значит, уродец, нет, вы слыхали, черт побери! И я, значит, портной, рыбак и бог знает кто еще!

И он смеялся во все горло, так что лес отзывался ему десятикратно усиленным смехом и напуганные птицы стрелой взывали в воздух.

Домой он пришел только под утро. Гнев поутих. Он тихонько подошел к амбару Траллы и постучал.

- Милая Тралла, - произнес он, заискивая, - впусти меня на минутку.

Сонная девушка открыла дверь.

- Не бойся, милое дитя, - сказал Нипернаади, - полезай обратно под одеяло и не беспокойся. Я посижу на краешке твоей постели и немножко поговорю. Тебе очень хочется спать, милая Тралла?

- Совсем не хочется, - ответила Тралла и потерла глаза руками.

- Ты понимаешь, не давай себя беспокоить, - сказал Нипернаади сочувственно, - чувствуй себя прямо как дома.

Он погладил девушку по голове.

- Ах ты, моя малышка, - с нежностью сказал он, - почему они зовут тебя Тралла-Балда, такую умненькую и милую девушку?! Нет, наверняка мы скоро уйдем отсюда, они ведь и меня костят портным и пусть, говорят, я вымажу сажей лицо... Они говорят, что только на высокой трубе я интересный мужчина — как это понимать, милая Тралла? Нет, нет и нет, нам здесь делать нечего. Скоро нашим хозяином сделается господин пастор, и тогда милости просим пахать, плуг в одной руке, в другой — библия. Тут уж будут тебя обзывать Вельзевулом, Никодимом, Авраамом и бог знает кем еще. Нравится тебе это? Само собой, нет. Ах ты, маленькая щебетунья, какие у тебя теплые ручки, какие мягкие волосы! Тралла, хочешь за меня замуж, а? Не бойся — я такое же глупое дитя, как и ты, ветром подбитый, мотаюсь туда-сюда, бог знает зачем. Подумай, Тралла, ты можешь не отвечать сразу, скажи завтра, послезавтра или через неделю. Мы бы зажили с тобой в лесу. Купили бы коровку, такую рыжую с белой звездочкой на лбу.

Ах, милая Тралла, полюбила бы ты меня, хоть я и бедный, бедней, чем кто бы то ни было на этом свете. Даже второй рубашки у меня нет, а эту единственную я раз в неделю украдкой хожу стирать на речку, - вот каков я. И есть вдруг развалятся мои сапоги — одному Богу известно, смогу ли я в этой жизни справить новые. Зато поставить тебе в лесу маленькую, крохотную избушку сил у меня хватит, а о пропитании, я думаю, позаботится сам создатель. Силы небесные, почему бы ему не позаботиться, если мы, два таких маленьких, беспомощных дитятка, покорно сложим руки и обратим к нему взор.