Аугуст Гайлит - Тоомас Нипернаади

Меня позвали сюда, давай, мол, управляй — распоряжайся, но, видно, попал я к дурным людям. Боже, что тут за жизнь! Поля затравенели, камней не счесть. А постройки разваливаются, крыши текут, что твое решето! Даже баня покорежена, понять не могу, чем она еще держится? Да разве это хутор, разве это люди?! Ни богатства, ни довольства. Хутор заложен-перезаложен и продан-перепродан. А лошади, как козы, кости торчат, шаг везут, два отдыхают. Коровенки, как березы весной: подставишь подойник, может, за год и накапает стакан молока, такого жидкого, такого безобразного, не то что самому попить, даже батраку предложить совестно. Никак я не пойму, милая Тралла, почему ты служишь на этом хуторе, почему не уходишь?

- Куда же мне идти? - протянула Тралла сонным голосом.

Нипернаади поднял глаза: Тралла отворила дверь и присела на корточки рядом с ним.

- Ты и впрямь Тралла-Балда! - рассердился он. - Какой дьявол велел тебе открыть дверь, выйти и сесть тут?! Бог его знает, что за люди обитают в этой дыре!

Он втолкнул оторопевшую девушку в амбар и захлопнул за ней дверь.

Край неба зарделся предродовыми муками.

Он уже был вне себя.

- Вставайте, дьявольское отродье! - закричал он. - День уже занимается, а они спят, как убитые. Так завещали нам трудиться в поте лица своего?

Сам же, подхватив лошадь, плуг, бросился к полю. Он принялся пахать, и пересохшая земля пылила — словно сам нечистый, весь в дымном облаке, шел за плугом.

*

Вскоре он стал на хуторе своим человеком. Работать он просто-напросто не любил, зато распоряжался батраками, батрачками, и те бегали как угорелые. А по вечерам он играл им на каннеле и рассказывал необыкновенные истории из своей жизни.

Хозяйка была от него без ума и не переставала его нахваливать. В эти минуты взрослый человек делался вдруг простодушным, даже слезы выступали у него на глазах и голос подрагивал, когда он вопрошал: «Чем же я заслужил такое ваше уважение?» И он уходил в лес, лазил по деревьям, знал каждое птичье гнездо и лежбище каждой косули. А то еще часами просиживал у моря и мечтал.

Однажды он поймал косулю и привел ее барышне. В другой раз принес из леса совенка, но и его барышня восприняла равнодушно.

- Что же вам наконец принести? - ворчал Нипернаади.

Элло взглянула на него и ответила:

- Ничего.

- Ничего? - удивился Нипернаади, - то есть ничего? А я-то думал, что вам так скучно сидеть дома одной, нет даже никакого зверька для развлечения. И пастор редко вас навещает, только не стоит сердиться из-за этого, легко ли ему прихромать сюда и потом обратно?..

Тут барышня бросила на него такой взгляд, что Нипернаади торопливо, будто испугавшись гнева Элло, добавил:

- Простите простого человека, я ведь деликатно объясняться не обучен. Вот и выходит, будто я что-то худое подумал.

- Сегодня вечером проводите меня к пастору, - неожиданно сказала Элло. - Одной идти скучно, а ваши разговоры так забавны. Сегодня я должна окончательно назначить день свадьбы.

- Как мило, как славно, - радостно отозвался Тоомас, - глядишь, и старина Нипернаади еще потанцует, прежде чем вернуться к своим сетям!

Под вечер они вдвоем пошли к церкви. Но Нипернаади был мрачен и говорить не пожелал. Он шел, едва переставляя ноги, и угрюмо смотрел перед собой. Казалось, ничто его не интересует, даже барышня, которая весело шла впереди.

- Вы сегодня ничего не рассказываете!.. - обиженно сказала Элло.

Он даже не ответил. Лишь поднял в рассеянности свои большие глаза.

- Почему же Нипернаади ничего не рассказывает? - снова спросила она. - Боже, до чего у вас нелепая фамилия. И сам — длинный, кривой, костлявый. И ручищи как лопаты. Отчего они все время дергаются? Ни дать ни взять сельский портной, которых возят на ящике с хутора на хутор. Скажите, вас кто-нибудь когда-нибудь любил?

- Зачем вы меня мучаете? - произнес он дрожащим голосом.

Спутница с удивлением воззрилась на него.

- Разве?

- Не знаю, - протянул Нипернаади. И, помолчав, вдруг добавил: - Я несчастен оттого, что пришел на ваш хутор. Зачем я пришел именно сюда? Дорога вела мимо, но я спустился в лощину!..

- Почему вам не нравится здесь? - спросила Элло.

- Неужели вы не видите, что я люблю вас! - воскликнул Нипернаади, чуть не выйдя из себя. - почему я должен скрывать это, как тяжкий грех на душе? Я словно клоун при вас, только посмеяться, подразнить, поразвлечься. Я, как нищий, вынужденный жить щедротами и подаянием. Разве я сам не знаю, что смешон? Ни дать ни взять трубочист, а не портной, и ходить бы мне перемазанным сажей, никто и не замечал бы моего уродства. А ночью, когда в лунном свете я стоял бы на высокой трубе, может, у какой-нибудь старой девы забилось бы сердце — увидела бы во мне героя — предводителя воинства верхом на белом скакуне. Я знаю, меня надо было бы выслать на необитаемый остров, чтобы я не оскорблял чувство прекрасного в людях. Но я люблю вас — и что я могу поделать, что может поделать с этим бедный Нипернаади? Смотрите, даже серый воробышке радуется, даже гадюка гордо подымает голову на кочке, мой боже, - даже хромой пастор, полукалека, собирается сыграть с вами свадьбу.