Сюда, в этот дом, эвакуировалась Марджори в 1940 году, приехав на поезде, который по ошибке остановился в Алдене. Хлоя же по ошибке оказалась в этом поезде, и лишь по упомянутой счастливой случайности им с Гвинет, едущей наниматься подавальщицей в трактир «Роза и корона», привелось сойти в Алдене.
Когда мы еще дети, столько всякого вокруг случается по ошибке. Потом мы вырастаем, мы приучаемся видеть за событиями некую схему и вынуждены признать, что такой штуки, как случайность, не существует. Мы ляпаем бестактности, потому что хотим обидеть, ломаем ногу, потому что не желаем идти пешком, выходим замуж не за того, потому что не можем себе позволить такую роскошь, как счастье, садимся не на тот поезд, потому что вовсе не жаждем доехать до места назначения.
А что сказать, когда поезд делает остановку не на той станции, высаживает там, где не надо, шестьдесят человек детей, и от этого меняется весь ход их жизни, — что тогда?
Теперь вообразите себе картину: 1940 год, осеннее утро; поезд, в котором сидят Марджори и Хлоя, приближается к Алдену. На станции с отцом, некоронованным королем деревушки, ждет Грейс, принцесса, одетая как принц — в брюки и свитер — вопреки материнской просьбе, но в полном соответствии с сокровенным материнским желанием. Ее мать хотела мальчика.
Стук-перестук, пых-тит паровоз по плоским полям. Не в Игрушечном ли это городке происходит? Похоже. День жаркий, безветренный, лучезарный. В Лондоне — паника, здесь — ничего похожего. Где-то на юго-востоке война, возможно, нависла черной тучей, сюда она долетает легким облачком, благодаря покровительственным ценам на продукты и субсидиям в помощь фермерам. Наконец-то полная занятость среди местного населения — на алденском пустыре прокладывают взлетно-посадочные полосы для «спитфайров». И, спасаясь от черной тучи, катит на ясное солнышко поезд — локомотив и два вагона. Белый дымок мило стелется над полями, где местные поселяне вырывают луковицы нарцисса и сажают картошку.
Внутри игрушечного поезда наблюдается несколько менее идиллическая картина. Вагоны (и два-то выкроили с трудом) набиты до отказа, дети перепуганы, они ревут, буянят, блюют и делают в штаны. Уборной в поезде нет. На полу — моря и горы. Это — эвакуированные из Лондона. Им второпях нацепили на шею таблички и спровадили в безопасное место, подальше от гитлеровских бомб. Многие не успели попрощаться с родителями, большинство не понимают, что это с ними делают. Есть такие, и их немало, которым кажется, что бомбежки в тысячу раз лучше.
Посреди этого бедлама благонравно и чинно, разумеется, сидит маленькая Хлоя, крепко ухватясь за руку Гвинет. Матери в этом поезде определенно большая ценность. Что до Гвинет, она просто вся исстрадалась. Кругом грязь и ужас, а она безоружна, нет под рукой привычных средств от всех напастей — воды, мыла, ведра и тряпки.
Мало того, в этом поезде Гвинет очутилась по чистой случайности, перепутав платформу № 7 с платформой № 8, и вследствие этого разминулась со своими чемоданами, в которых, аккуратно упакованное, расправленное, переложенное папиросной бумагой, находится все ее земное достояние. И теперь ее гложет забота: в шелковом, схваченном резинкой кармашке того чемодана, что поменьше, вместе со свидетельством о рождении мужа и его бережно свернутыми в рулончик миниатюрными пейзажами лежит карточка с историей его болезни. Гвинет стащила ее в больнице, где он умер, и с тех пор терзается опасением, как бы кто-нибудь из начальства не хватился и не уличил ее в преступлении. Но уничтожить улику у нее не хватило духу. Теперь она ругает себя за это. Вдруг содержимое чемодана вздумают проверить, наткнутся на краденые бумаги и посадят ее в тюрьму? Что тогда будет с Хлоей?
Что будет с Хлоей. Этот припев Гвинет повторяет на разные лады вот уже десять лет.
Она решает, как только чемодан придет в «Розу и корону», тотчас уничтожить карточку. Гвинет начинает новую жизнь — подавальщицы и прислуги за все в обмен на кров и стол для себя и Хлои плюс к этому пять шиллингов в неделю на карманные расходы.
Хорошо, что Гвинет так любит наводить чистоту, вдове с ребенком будущее вряд ли может сулить что-либо иное.
Напротив Хлои и Гвинет сидит некрасивая, тощенькая девочка и, насупясь, поглядывает на них исподлобья полными слез, бесцветными, глубоко посаженными и чуть косящими глазами. Марджори. У нее копна мелкокучерявых каштановых волос с частоколом коричневых металлических заколок, чтобы не лезли в глаза. Она не привыкла к такому языку и поведению, как у других детей в вагоне. До недавнего времени ее оберегали и ограждали. Потом Дик, отец Марджори, к всеобщему огорчению, пошел добровольцем в армию, и Элен, ее мать, забрала ее из частной загородной школы и отдала в обыкновенную, по месту жительства, которая в срочном порядке закрылась. Не успела открыться опять на недельку, как ее эвакуировали, а с нею вместе — Марджори.
Читать дальше