Кэтрин Мэнсфилд - Рассказы

— Пекарем, миссис Паркер? — говаривал литератор, ибо иногда он отодвигал от себя книги и уделял внимание тому явлению, которое называется Жизнью. — Я думаю, приятно выйти замуж за пекаря.

Матушка Паркер не была в этом убеждена.

— Такое чистое ремесло! — добавлял джентльмен.

Вид у матушки Паркер был не совсем уверенный.

— Разве вам не нравилось продавать покупателям свежий хлеб?

— Видите ли, сэр, — отвечала матушка Паркер, — я редко заходила в лавку. У нас было тринадцать душ детей, семерых мы похоронили. Дома была, можно сказать, настоящая больница!

— Действительно, можно сказать! — отвечал литератор, вздрагивая и снова берясь за перо.

Да, семеро умерли, а когда остальные шестеро были еще малышами, муж заболел чахоткой. Доктор говорил в то время, что мука заклеила ему легкие… Вот муж сидит на кровати, рубашка у него высоко поднята, а доктор пальцем чертит круг у него на спине.

— Если бы мы вскрыли вот здесь, миссис Паркер, — говорит доктор, — то увидели бы, что его легкие совершенно закупорены белым порошком… А ну-ка, милый, дышите!

Миссис Паркер так и не знала, было это на самом деле или ей только почудилось, что изо рта ее бедного дорогого мужа вылетело облако белой пыли…

А борьба за то, чтобы вырастить шестерых детишек и не сдаться! Как это было страшно! Когда они стали уже школьниками, приехала сестра мужа, чтобы помогать ей, но не прожила у них и двух месяцев, как упала с лестницы и повредила себе спину. И в течение пяти лет матушке Паркер пришлось ухаживать еще за одним ребенком, и каким ребенком! Затем старшая дочь, Моди, сбилась с пути, а за ней и Элис; два сына эмигрировали, младший, Джим, военный, служит в Индии… Наконец, самая младшая дочь, Этель, вышла замуж за какого-то никудышного официанта, который умер от язвы в тот год, когда родился маленький Ленин. И вот теперь Ленин, ее внучек…

Груды грязных тарелок, грязных чашек вымыты и высушены. Заржавевшие ножи отчищены картофелиной и доведены до блеска пробкой. Выскоблен стол, приведены в порядок кухонные полки и раковина, в которой плавали хвосты от сардин…

Никогда он не был здоровым ребенком, так и родился хилым. Таких хорошеньких мальчуганов всегда принимают за девочек. Светлые, совсем пепельные локоны, голубые глазки и маленькая родинка, как жемчужина, сбоку на носике… Скольких трудов стоило ей и Этель вырастить этого ребенка! Каких только они не применяли расхваленных газетами средств! В воскресные утра, когда матушка Паркер стирала, Этель читала вслух:

Милостивый государь!

Сообщаю вам, что моя маленькая Миртил была все равно что приговорена к смерти… После четырех пузырьков… она прибавила 8 фунтов за 9 недель и продолжает прибавлять.

Затем из комода доставалась рюмка для яйца, служившая чернильницей, и писалось письмо. На следующее утро матушка Паркер по дороге на работу покупала почтовый перевод. Но ничто не помогало. Маленький Ленин не прибавлял в весе. Даже поездка на кладбище не вызывала румянца на его щечках, даже тряска в автобусе не улучшала аппетита.

Но он был бабушкиным любимцем с первых дней…

— Чей ты мальчик? — спрашивала старая матушка Паркер, разгибаясь и переходя от плиты к грязному окну. В ответ раздавался тоненький голосок, такой ласковый, такой близкий, что у нее дыханье перехватывало, точно он звучал у нее в груди, под сердцем.

— Я бабушкин мальчик! — смеясь, говорил Ленин.

Послышались шаги, в кухню заглянул литератор; он был уже в пальто.

— Миссис Паркер, я ухожу.

— Хорошо, сэр.

— Я положил полкроны на подставку чернильницы.

— Благодарю вас, сэр.

— Да, кстати, миссис Паркер, — быстро заговорил литератор, — не выбросили ли вы в прошлый раз, когда приходили ко мне, немного какао?

— Нет, сэр.

— Очень странно! Я отлично помню, что в жестянке оставалось с чайную ложку какао. — Секунду помолчав, он добавил мягко, но решительно: — Вы всегда предупреждайте меня, миссис Паркер, когда захотите что-нибудь выбросить.

И он направился к выходу, очень довольный собой и убежденный, что показал миссис Паркер, насколько, несмотря на кажущуюся беспечность, он бдителен, — бдителен, как женщина!

Хлопнула дверь. Матушка Паркер взяла свои щетки и тряпки и пошла в спальню. Но, когда она начала убирать постель, взбивая ее, разглаживая и подтыкая, мысль о маленьком Ленни сделалась невыносимой. Почему бедняжке пришлось так мучиться? Этого она никак не могла понять. Почему ее ангелочку не хватало воздуха, почему так тяжело было дышать? Какой смысл в страданиях ребенка?