Кэтрин Мэнсфилд - Настоящее приключение

"Маленький город предстал перед взором нетерпеливого путешественника как выцветшие гобелены, вышитые серебром каналов, наполненный музыкой с высокой звенящей колокольни. Жизнь давно спит в Брюгге; одни только фантастические мечты витают над башней и средневековыми фасадами домов, очаровывая глаз, вдохновляя душу и наполняя мысли великой красотой созерцания”.

Я прочитала это описание из путеводителя, ожидая мадам в гостиной отеля. Это звучало очень успокаивающе, и моё усталое сердце, спрятанное под тысячей и одной серой обёрткой города, проснулось и ликовало во мне… Я задумалась, достаточно ли у меня одежды с собой, чтобы пробыть здесь в течение, по крайней мере, месяца.

"Я буду мечтать целыми днями, — подумала я. — возьму лодку и буду плыть вверх и вниз по каналам, или привяжу её в зарослях зелёных кустов около воды и буду созерцать фасады средневековых домов.

Во время вечерни я буду лежать в густой траве на лугу Бегинажа и смотреть на вязы — их листья, тронутые золотым светом и дрожащие в синем воздухе — прислушиваясь к голосам монахинь во время молитвы в небольшой часовне. И наполняющего меня чувства благодати в полной мере хватит, чтобы пережить всю зиму”.

Пока я была охвачена этими новыми мечтами, вошла мадам и сказала мне, что в отеле для меня не найдётся вообще никакой комнаты — ни кровати, ни угла. Она была очень доброжелательна и, казалось, нашла повод для скрытого развлечения в этом; она посмотрела на меня, как будто ожидая, что я зальюсь восторженным смехом.

— Завтра, — сказала она, — может быть. Я ожидаю, что молодой человек, который внезапно заболел, выедет из одиннадцатого номера. Он сейчас в аптеке — возможно, вы хотите посмотреть комнату?

— Вовсе нет, — ответила я. — И при этом я точно не захочу завтра ночевать в спальне нездорового молодого джентльмена.

— Но он уже уедет, — воскликнула мадам, широко открывая голубые глаза, и засмеялась с французским радушием, таким очаровательным для английского слуха.

Я была слишком усталой и голодной, чтобы выразить признательность или поспорить с ней.

— Может быть, вы посоветуете мне другой отель?

— Невозможно! — Она покачала головой и подняла глаза, мысленно пересчитывая голубые бантики, нарисованные на потолке. — Понимаете, сейчас самый сезон в Брюгге, и люди не сдают свои комнаты на короткий срок, — сказала она, даже мельком не взглянув на мой маленький чемодан, лежащий между нами.

Но я посмотрела на него мрачно, и казалось, он уменьшился от моего отчаянного взгляда — стал настолько маленьким, как будто бы в нем не было ничего, кроме складной зубной щетки.

— Мой большой сундук на станции, — холодно ответила я, застегивая свои перчатки.

Мадам испугалась.

— У вас много багажа… Тогда вы, наверное, намерены надолго остановиться в Брюгге?

— По крайней мере, на две недели, может быть, на месяц.

Я пожала плечами.

— Одну минуточку, — сказала мадам. — Я посмотрю, что я могу сделать для вас.

Она исчезла, я уверена, не дальше, чем по другую сторону двери. Потому что она появилась сразу же и сказала, что возможно для меня найдётся комната в её частном доме -

— …всего лишь за углом и под присмотром старой служанки. Хотя у неё косоглазие, но она прослужила в нашей семье в течение пятнадцати лет. Носильщик проводит вас туда, и вы сможете поужинать перед уходом.

Я была единственным гостем в столовой. Усталый официант подал мне омлет и кофейник, потом он прислонился к буфету и смотрел на меня, пока я ела. Скомканная столовая салфетка на его руке, казалось, символизирует этого самого человека.

Комната была увешана зеркалами, отражающими огромные пустые столы и бдительных официантов, и одиноких дам, ищущих печальное утешение в омлете и попивающих кофе в ритме мелодичного звона «Весенней песни» Мендельсона, прозвучавшей более трёх раз с высокой колокольни.

— Готовы ли вы, мадам? — спросил официант. — Я отнесу ваш багаж.

— Вполне готова.

Он поднял чемодан на плечо и пошёл впереди меня по узкой улице вдоль домов со ставнями, через площадь Ван Эйка, в сторону дома из красного кирпича. Мимо маленьких уличных кафе, где мужчины и женщины, почуяв наше приближение, отодвигали пиво и почтовые открытки и пристально наблюдали за нами. Дверь открыло косоглазое "семейное сокровище", которое держало свечу в руке как миниатюрную сковородку. Она отказывалась впускать нас, пока мы оба не рассказали всё в подробностях.