Кэтрин Мэнсфилд - Рассказы

— Благодарю вас. Мне было очень интересно, — сказала она, мило улыбнувшись, и вернула ему газеты.

— Вы прекрасно говорите по-немецки. Верно, уже бывали в Германии? — спросил старичок.

— Нет, никогда, в первый раз… — Она немного помолчала. — Я в первый раз еду за границу.

— Неужели? Удивительно. А мне показалось, что вы привыкли путешествовать.

— Как раз наоборот… В Англии, правда, я много ездила и один раз была в Шотландии.

— Странно. Я тоже один раз был в Англии, но английского совсем не знаю. — Он хотел было что-то сказать, даже поднял руку, но лишь покачал головой и засмеялся. — Нет, ужасно трудный язык… Как вы поживаешь? Пожалуйста, мне пройти Лестерскваар…

Она тоже засмеялась.

— Иностранцы всегда говорят…

И они немного поболтали на эту тему.

— Мюнхен вам понравится. Это замечательный город. Музеи, кинематограф, галереи, красивые дома, прекрасные магазины, концерты, театры, рестораны. В Мюнхене есть всё. Я очень много бывал в Европе, но возвращаюсь всегда в Мюнхен. Там вам будет хорошо.

— Я буду жить не в Мюнхене, — с робостью произнесла юная гувернантка. — В Аугсбурге, у одного врача, гувернанткой.

— Ах, вот оно что.

Он знает Аугсбург. Аугсбург… как бы это… в нем нет красоты. Солидный промышленный город. Однако если она вообще не знает Германии, то и там наверняка найдется что-нибудь интересное.

— Конечно, найдется.

— Все-таки жалко, что вам не удастся повидать Мюнхен. А вы устройте себе маленькие каникулы по пути в Аугсбург и запаситесь приятными воспоминаниями. — Он улыбнулся.

— Боюсь, это невозможно, — серьезно, даже несколько сурово сказала гувернанточка и покачала головой. — Одна…

Он сразу понял и сдержанно поклонился. Больше они не разговаривали. Поезд, круша тьму, летел вперед, открывая свою огненную грудь горам и долинам. В вагоне было тепло. Девочке показалось, что она отдана во власть кого-то сильного, стремительно уносящего ее в неведомую даль. Постепенно в коридоре заходили, заговорили, заскрипели… Голоса… Свист… В окно впились длинные дождевые иглы… Но это не имело значения, потому что шло снаружи… У нее есть зонтик… В конце концов нижняя губка у нее слегка оттопырилась, она вздохнула о чем-то, разжала и сжала пальчики в кулачки и крепко заснула.

— Пардон! Пардон!

Она проснулась, услышав, как закрывается, скользя, дверь купе. Что случилось? Наверное, кто-то вошел и вышел. Старичок все так же сидел в углу, только спину он держал еще прямее, чем раньше, руки засунул в карманы, и вообще вид у него был явно недовольный.

— Ха! Ха! Ха! — донеслось из соседнего купе. Еще не совсем проснувшись, она поднесла руки к волосам, желая убедиться в том, что не спит.

— Позор! — буркнул старичок то ли себе, то ли ей. — Грубые животные. Боюсь, они вас побеспокоили, милая фрейлен.

Да нет. Она все равно уже проснулась. На холодных серебряных часиках половина пятого. Голубой свет уже заполнил купе. Когда она протерла кружочек в запотевшем окне, стали видны светлые лоскуты полей, россыпи белых домишек, похожих на грибы, дорога, как на картинке, обсаженная тополями, река. Красиво! Все красивое и все чужое! Даже розовые облака на небе. Заметно похолодало, но она сделала вид, что ей еще холоднее, чем на самом деле, задрожала, начала тереть руки, натягивать повыше воротник пальто — и все оттого, что была счастлива.

Поезд замедлил ход. Машинист вновь дал оглушительный свисток. Они подъезжали к городу. Мимо заскользили розовые, желтые дома, но уже на этаж-два повыше, они еще спали, прикрыв глаза зелеными веками, под охраной подрагивающих в чистом воздухе и будто вставших на цыпочки, чтобы лучше слышать, тополей. В одном доме женщина открыла ставни, перевесила через подоконник красно-белый матрац, да так и осталась стоять, пристально вглядываясь в проходящий мимо поезд. У нее были белое лицо, черные волосы и белая шерстяная шаль на плечах. В дверях и окнах просыпающихся домов начали появляться другие женщины. Навстречу прошла отара овец. Их гнал пастух в синей блузе и деревянных, с острыми носами башмаках. Смотрите! Смотрите же, какие цветы! И возле станции! Обычные розы похожи на букеты для невест, герань — белая, розовая, словно из воска, такую никогда не вырастишь дома, разве в теплице. Поезд шел все медленнее. Какой-то мужчина поливал из лейки платформу.